Сошников — Пой мне ещё
рассказыавтофикшн-эссеконтакты

Пой мне ещё

Track 01.wav

Впервые я услышал группу Сплин по радио.

Отец смотрел хоккей по телевизору, мама готовила ужин, а я ел на кухне пельмени. Заиграла песня «Моё сердце». Слов я толком не разобрал, но мне очень понравилась мелодия.

На следующий день я поделился впечатлениями с одноклассницей Алисой, написав ей записку на уроке литературы.

Алиса считалась самой красивой девочкой в классе. Её папа был бандитом, а мама—тренером по шейпингу. Родись Алиса в Москве году эдак в двухтысячном, она бы стала инфлюенсером, моделью, поехала на контракт в Южную Корею, Китай или Париж, но Алиса родилась в 1990-м году в Дальнем Засвияжье, на районе под названием «Сапля».

Алиса нравилась всем мальчикам в классе. Большинство из них понимало, что шансы на взаимность равны нулю, никто ничего не предпринимал. Я же всегда был наивным романтиком. Сын киоскёрши и сварщика—явно не пара самой красивой девочке класса, у которой даже фамилия была Королёва. Но я не терял надежд.

Как заслуженная Сейлор-Мун класса, Алиса выбрала своего Маморро. Кто им был—держала в тайне.

В записке я рассказал ей про песню «Моё сердце», про то, что оно остановилось, отдышалось немного, и снова пошло. Алиса, конечно, должна была догадаться, из-за кого оно остановилось—и она догадалась, но ещё не умела выражать чувств, поэтому наша переписка вильнула в сторону. Алиса лишь пообещала не переключать радиостанцию, если услышит эту песню.

Через пару недель я узнал от алисиных подруг, что текст песни она аккуратно переписала в дневник, слово в слово. «Кофе сбежал под пропелер хетсах».

За пару месяцев до этого Алиса должна была вклеить в дневник ещё одно стихотворение. Я написал его в в приступе любовного изнемождения. Мама собиралась идти в гости к алисиным родителям, смотреть какие-то не подошедшие им обои. Я попросил маму передать записку.

Мама вернулась поздно вечером, зашла ко мне в комнату. Протянула мне сложенный вчетверо листок.

— «Тебя» пишется через «е». Какое ещё «тибя»? Не позорься.

Мне тридцать четыре, я иду пешком от «Динамо» до «Аэропорта». Шаффл-режим «Спотифая» выдаёт песню «Моё сердце». Я иду и понимаю, что нет уже того двенадцатилетнего Тёмы, нет Алисы, нет Дальнего Засвияжья девяностых, шейпинга, радио на кухне, ничего из этого как-будто и не существовало.

Я подсмотрел в «VK». У Алисы двое детей, она работает дизайнером рекламных баннеров и вяжет детские игрушки.

И может быть ты не стала звездой в Голливуде, Алиса, не выходишь на подиум в нижнем белье, у тебя не берут автографы люди, и поёшь ты чуть ниже, чем Монсеррат Кабалье, но я тибя любил. И ты меня любила. Потому что Маморро в конечном итоге оказался я.

На летних каникулах алисин папа перевёз семью в центр города. Алиса перевелась в математический лицей и мы больше не виделись. А любовь к группе Сплин осталась. Когда Алиса уехала, я пошёл на Промышленный рынок и купил кассету с альбомом «25 кадр».

Track 02.wav

Первое время я передавал письма Алисе через Ксюшу, старосту класса. Ксюша читала их по домашнему телефону, но ответов я не получал. Записывать под диктовку Ксюше не хотелось—диктантов хватало на уроках русского языка.

На переменах Ксюша восторгалась красотой литературных оборотов и трагичностью ситуации. Довольно быстро мне это надоело. Отношения на расстоянии в аналоговую эпоху смахивали на мучения двух иностранцев, не имеющих возможности переплыть океан. Алиса пропала из моей жизни. Зато вернулся друг.

Мы со Славой жили в одном подъезде, учились в одном классе, гуляли в одном дворе. Слава тоже любил Алису и рассчитывал, что Маморро—именно он. Зимой, возле раскуроченной качели, между нами состоялся разговор тет-а-тет. Я водил валенком по выпавшему снегу. Слава лепил снежки и бросал их в фонарный столб. Уступать никто не хотел. Было принято решение бороться за любовь до конца.

Алиса умело дёргала за ниточки, переписывалась с обоими. Назревала драка. Или даже целый турнир—думаю, Саша, Антон и Андрей тоже попытали бы счастья, хоть и отставали в гонке на целый круг.

Переезд Алисы снизил градус напряжённости в коллективе. Классная руководительница вздохнула с облегчением.

Слава, чувствуя вину за ссору во дворе, сделал первый шаг. Летом у него появился дома модем. Слава скачал тексты песен группы «Сплин», распечатал их у отца на работе и подарил мне в знак примирения.

На засвияжских рынках продавали только «25-й кадр». К тому времени я выучил альбом наизусть. Через месяц я знал ещё и тексты из распечатанной стопки.

Я выискивал крупицы информации в журналах «Cool» и «МолотОК», всеми днями ждал клипов по «MTV» и мечтал оказаться в Иваново.

И вот почему.

Track 03.wav

Каждое лето я проводил в гостях у ивановской бабушки. В те времена Иваново представлялся мне мегаполисом. Пять часов от Москвы—если и не центр цивилизации, то как минимум его орбита. В Иваново я впервые увидел панков, скинхедов и сатанистов; по выходным я ездил с бабушкой на Станционный рынок и прилипал к стеклу киоска звукозаписывающей компании «Союз». Там, за пыльным стеклом, лежали кассеты группы «Сплин». Каждая из них стоила пятьдесят рублей—примерно на пятьдесят рублей больше, чем у меня было. Попросить купить мне хотя бы один альбомчик не позволяла совесть. Бабушка не жила, а выживала. Всю зиму она ела в основном овсянку на воде, чтобы летом угощать меня фруктами и ягодами. Звучит как гротеск, да. Сейчас, набирая эти строки, я сам поражаюсь. Конец девяностых, начало нулевых. «Свобода», «время возможностей»—будут убеждать меня позже столичные либералы.

Я плохо видел, мне надо было есть много черники. Я часто болел, мне требовались цитрусовые, витамины. На музыкальные кассеты сомнительного содержания денег не оставалось.

В августе приехала мама. Каждый день она давала мне деньги на сухарики «Три корочки» с томатом и зеленью. Я прятал мелочь в рюкзак и глотал слюну, глядя, как друзья хрустят сухариками в нашем с ними шалаше.

Бабушке песни группы «Сплин» казались своеобразным «шансоном», а рокеры—неопрятными татуированными хулиганами, употребляющими алкоголь и наркотики. Одобрять подобное она не могла. Тогда я достал из распечаток текст песни «Звери» и положил его на журнальный стол. Пока я гулял, бабушка прочла текст. По возвращению она начала нахваливать стихотворный талант автора. Поулыбавшись, я признался, что это песня «сплинов» с альбома, который я очень хочу купить на Станционном рынке.

И мне не хватало каких-то двадцати рублей.

Ни окна, ни пролета, ни двери—только чёрная мёртвая ночь. В ней, забыв о грядущем, спят усталые звери, отовсюду ушедшие прочь. Им не хочется думать о прошлом, в этом прошлом так много смертей, В этом прошлом прохлада клеток острожных, и мелодии ржавых цепей.

Им не хочется знать, где их корни, их надежда вдали от беды, Их свобода всё время уходить от погони, на бегу заметая следы. Звери смотрят в печальное небо, все пытаясь узреть неба край, И на ужин у них ломтик чёрствого хлеба, да подернутый тиною чай.

Расскажи мне о чём твое горе, я приму твою боль как свою, Жаль, что все остальные разбежались по норам, нас оставив на самом краю. Спой мне песню про крест и про купол, про надежду и веру всех вер, А любовь—это клетка, я опять загнан в угол, как беспомощный раненый зверь.

Через две недели я стал обладателем первого альбома группы «Сплин». В моём рейтинге самых прослушиваемых кассет произошли стремительные изменения. «Пыльная быль» сместила с первого места саундтрек фильма «Брат-2».

Обычно я прислонял магнитофон к стене и слушал кассету, лёжа на боку. Тем летом я впервые услышал следующие строки:

Комната, окна на площадь, Рваные флаги по ветру, Женщина в доме напротив Сжигает нетленные письма, А над её головою — Санкт-Петербургское небо

И мне, двенадцатилетнему пацану, стало очень интересно, что же там за такое особенное небо. Я загадал когда-нибудь побывать в городе Санкт-Петербург. Например, с классом на экскурсии. Хотя бы на денёк.

Посмотреть на облака, площадь, и женщину в доме напротив.

Track 04.wav

В 2006-м отец зашился на пять лет и перестал пропивать зарплату. Мы зажили, приоделись. Встал вопрос о моём образовании. Правдами и неправдами я уговорил родителей взять в кредит компьютер.

Компьютер понадобился мне исключительно для развлечений. «Использовать его для учёбы» я не собирался. Я мечтал играть в «GTA: Vice City» и «FIFA 2004», рисовать в «Macromedia Flash» мультики в стиле «Масяни» и смотреть фильмы. Но мама, похоже, что-то почувствовала на интуитивном уровне, и так здорово присела отцу на уши, что он аж уехал на шабашку в Альметьевск, откуда привёз деньги на первый взнос.

Последовали долгие переговоры со Знающими Людьми. Каждый из них советовал абсолютно противоречивые комплектации. Отец пытался понять разницу между «Intel» и «AMD», «CR-ROM» и «CD-RW»; в конце концов махнул рукой и доверился инженеру с маминой работы, который, как мне кажется, был тайно влюблён в маму и помогал нам именно поэтому. Ну или от неё зависело его рабочее спокойствие. Мама была не последним человеком в типографии. И даже не предпоследним.

Мне привезли компьютер, на котором стоял не «XP», а «Windows 98». Ещё я не смог поменять заставку на рабочем столе—у винды не было лицензии. Вечер закончился семейным скандалом. Отец собирался «сдавать этот сраный компьютер обратно», раз нам «как последним лохам подсунули какое-то старьё».

На следующий день по телефону был вызван одноклассник Юрок, который накатил поверх ломаную «XP», поставил «GTA», научил менять обои, а заодно слил на жёсткий диск сорок гигабайт контента. И я наконец потонул в синем море экрана.

Через неделю до меня дошло, что в компьютерных магазинах продают не только диски с играми, но и музыку.

Я аж подпрыгнул. «Сплин»! Альбомы группы «Сплин»!

Это вам не кассеты для старенького магнитофона. Теперь у меня был компьютер.

В тайном отсеке стола я хранил деньги, которые изредка совал мне в руки дед. Я достал из тайника двести рублей и побежал в магазин дисков. Там я обнаружил сокровище. Шесть альбомов—от уже знакомой мне «Пыльной были» до «Альтависты Live».

_Общее время звучания 4ч. 59 мин • 192 kBit/sec • 44.1kHz, Stereo • MPEG Audio Layer 3 • Диск содержит 75 треков в формате MP3, тексты песен • Музыкальная компания «Мистерия звука». _

В довесок мне хватило ещё и на сольный альбом Александра Васильева «Черновики». Наверное, в тот момент в Ульяновске не было мальчишки счастливее. Но, как и всегда в жизни, возник один нюанс. Я потерял бдительность, упоённо рассматривал полки—а меня в этот момент рассматривали два гопа. Не имея возможности доебаться до меня в магазине (продавец мог поднять кипиш), они вышли на улицу, встали недалеко от входа и закурили. На моё счастье, эти две акулы в гондонках так нетерпеливо переминались с ноги на ногу и тыкали пальцами, что я заметил их боковым зрением ещё по дороге к кассе.

Деньги у меня отняли бы точно, а вот диски… Думаю, гопы ожидали, что я покупаю какую-нибудь игру. Группа «Сплин» их не интересовала. Они бы всё равно забрали диски, попробовали обменять их у продавца на что-нибудь получше; ну или сломали бы, растоптали, просто назло—потому что росли быками.

Так или иначе, меня загнали в тупик. Я отважился спросить продавца, нет ли в магазине чёрного хода. Его, конечно же, не было. Продавец понял, почему я интересуюсь альтернативными способами выхода, но ничего не сделал. Наверное, не захотел связываться. Мои проблемы…

Оставалось надеяться на удачу. Сунув диски запазуху, я сделал вид, что выбираю ещё парочку новинок неподалёку от выхода. Гопы аж подпрыгнули. Вот это удача! Но я, неспешно перебирая диски, ждал, посматривал—и в момент, когда гопы отвлеклись на девятку, с визгом затормозившую перед зеброй, я что есть мочи рванул из магазина.

Я нырнул в морозный февральский воздух, как в подёрнутую шугой воду. Я видел всё: как гопы, ухмыляясь, подшучивали над обосравшимися пешеходами, как неспешно оборачивались к магазину, как их лица менялись, видя хлопающую дверь и меня, заворачивающего за угол. Один из них успел крикнуть «э бля!», они тут же сорвались с места, роняя зажжённые сигареты и выпуская пар изо рта, но я втопил так, будто с первого класса учился в физкультурном классе 82-й школы.

Я петлял среди рядов, запутывая следы. Я пробежал ларёк с футбольными формами и ряды с джинсами, вырулил к павильону, где на прилавках лежали окровавленные свиные головы; добежал до противоположных ворот и сиганул к школе.

С дисками!!

Я прибежал домой раскрасневшийся и счастливый. «Ты чего такой довольный?»—спросила мама, перекидывая через плечо кухонное полотенце. Я молча показал ей диски. «А, опять эти твои… “Сплины”… Ну иди, слушай. Полы помой! Обещал».

Я намывал в комнате полы и слушал «Черновики».

Теперь, каждый раз включая сольный альбом Александра Васильева, я вспоминаю, как я выжимал тряпку, как блестел линолеум. Как мне было хорошо и спокойно.

Track 05.wav

Здесь стоит сделать отступление и рассказать историю, произошедшую до покупки компьютера.

Мечтал ли я попасть на концерт группы «Сплин»? Нет, конечно. Группа существовала в параллельной реальности, далеко-далеко, где ставят кофе под Элвиса Пресли и девушки поют чуть тише Монсеррат Кабалье.

В 2003-м году группа «Сплин» приезжала в ульяновский «Культурно-Досуговый Центр Молодёжи», но мы с другом Славой побоялись просить родителей купить нам билеты. Ведь тогда им пришлось бы везти нас на рок-концерт, ждать два часа в холле, забирать после этого домой… Поездка в центр была сродни путешествию на Марс.

Позже я узнал, что Александру Васильеву не понравилось в Ульяновске. Организаторы оставили в зале кресла и запретили вставать во время выступления. Рок-группа «Сплин» играла хиты, а публика сидела и хлопала в ладоши.

Стало очевидно, что в Ульяновске «Сплин» теперь появится нескоро. Я настроился взрослеть и терпеть, но судьба неожиданно подкинула сюрприз. Проводя очередные летние каникулы в Иваново, я увидел плакат с программой фестиваля «Открытое небо».

Хэдлайнером фестиваля выступала группа «Сплин».

Мой дед Борис Фёдорович Сошников большую часть жизни прослужил штурманом «Антея», на тот момент самого большого транспортного самолёта в мире. Дядя после армии служил в том же полку механиком. Наша девятиэтажка располагалась прямо за забором аэродрома. В детстве я засыпал под шум двигателей. Летом мы с мамой и бабушкой нередко стояли на балконе, смотрели, как взлетают самолёты. Иногда казалось, что можно протянуть руку—и дотронуться до фюзеляжа.

Раз в год аэродром открывал двери для всех желающих. Мне, как и любому ребёнку, безумно нравится данный праздник—можно было залезать в разные самолёты, изучать их, пялиться на лётчиков в форме. Ко всему прочему, я мог подняться на борт «Антея», подойти к бывшему командиру экипажа и сказать, что я внук Сошникова. Так мне посчастливилось посидеть в кабине пилота, примерить наушники, детально рассмотреть кнопки на приборных панелях.

В четырнадцать лет меня уже не интересовали самолёты. Куда больше меня волновало выступление группы «Сплин» неподалёку от дома.

По выходным мы с пацанами рубились в футбол на стадионе «Локомотив»: вопили, стелились в подкатах, оттирали прилипшую к рукам пыль. После игры, изнемождённые, с гудящими ногами, добирались до колонки в частном секторе, умывались, и, вдоволь напившись воды, разбегались по домам смотреть телевизор.

«Вдоволь напившись воды». Холодной воды. Ледяной воды. Из колонки.

Я был хоть и смышлёным, но всё же ребёнком. Не подумал, не сложил два и два. Заболел ангиной—с кашлем, температурой 39, ночным бредом. Спину ломило, голова болела. Я отчаянно пытался, я умолял бабушку привести меня в чувство к выходным, но куда там… Температуру удалось сбить до 38,2. В день фестиваля я измерял её каждые пятнадцать минут, уповая на чудо.

За полчаса до начала концерта я поднялся, кое-как натянул на себя шорты и футболку, выбрался по стенке в прихожую. Бабушка дремала, уронив очередную историческую книгу на грудь. Я сунул голые ступни в кеды, приоткрыл дверь. Выскользнул в коридор. Мир вокруг меня потряхивало, периодически сознание пыталось выскочить из тела и разбиться о выкрашенные краской стены подъезда. Я вызвал лифт, спустился. На улице было жарко и душно, ещё жарче, чем в квартире. Собрав волю в кулак, я поплёлся к берёзовой аллее, что вела от нашего дома к КПП. Чёрные чёрточки мельтешили у меня перед глазами, стволы берёз заслоняли путь, трава опутывала ноги. Я бросался то влево, то вправо, никак не мог выбраться из аллеи. Ветер неизменно дул мне в лицо, будто заставляя вернуться обратно.

—Ну вот, так ему хоть полегче будет.—услышал я знакомый голос.—На улице двадцать пять градусов, уж не простудится, куда. Свежий воздух тоже нужен.

Я открыл глаза и увидел перед собой дядю.

—Вон, глаза сразу открыл. Ты как? Держишься?

Я угугкнул. Дядя потрепал меня по голове и пошёл обедать. Я заглянул под простынь. Ни шорт. Ни футболки. Ни кед на голые ступни.

Я попытался оторвать голову от подушки, но у меня тут же закружилась голова. Взрослые бубнили на кухне. Из окна доносился грохот. Били ударные, эхом долетал голос с аэродрома. Концерт начался без меня.

Постепенно я стал различать знакомые мотивы. «Автоответчик пишет послания». «Замьютить свой голос, расплавиться, перегореть». «Слышишь, на кухне замерли стрелки часов». Я лежал на правом боку, лицом к открытому окну, и на подушку капали слёзы. Жизнь поиздевалась надо мной особым, изощрённым способом. Придумала самую настоящую пытку.

Я вытер глаза и несколько раз позвал дядю. Постучал в стену, чтобы меня услышали. Попросил закрыть окно.

Тогда я ещё не знал, что увижу «Сплин» только спустя долгих семь лет. Я надеялся, что группа приедет на следующее «Открытое небо». Но приехали «Король и Шут». Ещё через год—«Ногу свело». А «Сплин» больше не приезжал. И на «Открытое небо» я с тех пор не ходил.

Но одновременно с этим я не знал кое-что ещё. В конечном итоге я не пожалел о пропущенном фестивале. Потому что жизнь не поиздевалась, нет. Она просто знала всё наперёд.

Track 06.wav

Арина написала мне рано утром.

К тому времени мне исполнилось девятнадцать. Я пристрастился к ночному чтению и редко спал ночами. В моей комнате был небольшой балкон. На рассвете я плотно закрывал дверь, чтобы мама не учуяла запах дыма, курил и наблюдал, как из депо ковыляют на маршрут первые трамваи.

По утрам в Засвияжье было так тихо, что я слышал треск тлеющей сигареты, а щелчок зажигалки разбивался о стены панелек напротив. В те годы я читал Куприна, Кортасара и Хемингуэя, изнывал и томился, мне хотелось страдать—дурак; знал бы, что потом страдания будут приходить без спроса, наслаждался бы молодостью, но откуда мне тогда было всё это знать…

Арина написала мне в VK. У нас было много общих друзей. В девятнадцать лет находить общий язык легко: хватило парочки любимых фильмов и, конечно же, музыки. Арина любила группу «Сплин», этого было достаточно. Ну а песни Ильи Орлова, «Animal Jazz»… Кто ж не без греха, да?

Мы стали переписываться. Потом созвонились по скайпу. Через неделю после нашего знакомства Арина уехала учиться в Петербург—перевелась на филфак СПбГУ. Я же просиживал штаны на истфаке местного университета и работал дворником в центре детского творчества.

В октябре Арина предложила приехать в Петербург на концерт группы «Сплин». Сердце на миг остановилось.

Арина сказала, что я могу вписаться у неё в общаге—она договорилась с комендантом поселить меня на две ночи в гостевую комнату. Нужно было только наскрести деньги на плацкарт и, собственно, на концерт.

Я получал 5 500 рублей в месяц. Почти всю зарплату я тратил на проезд и обеды в университете, сигареты и пиво, выезды на футбол. Пришлось ужать траты: отказаться от салатов в столовой, перейти с «Pall Mall» на «Wings», ездить зайцем. Но всё же накопить на поездку не удавалось. Мечта таяла на глазах.

Тогда Арина написала, что подарит мне билет на день рождения. Она знала, насколько это важная мечта. Мама позвонила отцу, надавила на чувство вины (к тому времени он ушёл из семьи к молодой штукатурщице) и заставила подарить мне пять тысяч рублей. Бюджет сложился. Я купил билеты на поезд «Уфа—Санкт-Петербург» и стал ждать декабря.

Я собирал граблями отсыревшую листву, перекидывал её в контейнер. На глаза мне нередко попадались листочки дуба—такие же, как в клипе на песню «Остаёмся зимовать». Затем я мёл самый первый снег, оголяя почерневший асфальт пешеходной дорожки.

В тот год я не оставался зимовать—я поехал за две тысячи километров непонятно куда. Я никогда не бывал за пределами Среднего Поволжья. И никогда не видел других великих рек, кроме Волги.

Track 07.wav

С попутчиками мне не повезло. Двое суток я ехал в одном отсеке со спецназовцем УФСИН, который то и дело доставал бутылки коньяка из своей необъятной сумки. Меня он споил в первый же вечер. В итоге я блевал между вагонами и валялся на нижней полке в непотребном виде. Спецназовец нашёл себе сначала двух мужиков-любителей крепких напитков, пил с ними, ссорился, показывал фотки дочери, объяснял, почему Путин—наш командир. Ночью за дебош их чуть не ссадили в Ярославле. Приходил начальник поезда, проводница жаловалась, что мужики спаивают мальчишку. Начальник поезда угрожал, что ссадит меня вместе с алкашами, если я не напишу на попутчиков то ли жалобу, то ли объяснительную. Я отказался, и не прогадал—Радик показал пришедшим со станции ментам удостоверение, всех дебоширов оставили в вагоне под обещание больше не буянить. Стуканул бы я на них—не сносил бы головы.

Когда мы подъезжали к Московскому вокзалу, спецназовец зазывал пойти выпить пива. Отказов не принимал. Состав тормознул на перроне, я схватил сумку и выбежал из вагона. У дверей меня ждала Арина. Несмотря на то, что я видел её впервые, мы обнялись, я крикнул «бежим!»—и мы посеменили по обледенелому асфальту к выходу. Я вкратце рассказал ей, чем обернулось моё первое путешествие. Мы посмеялись, хоть смешного было мало. В супермаркете на районе я купил пакет пельменей и две шоколадки «Alpen Gold»—шиковал, гусарил.

В общаге Арина пожарила мне пельмени. Сожгла их напрочь. Но я всё равно съел.

А вечером мы пошли на презентацию альбома «Сигнал из космоса».

Куда мы шли, по каким улицам, откуда—я не представлял. Имея надёжного проводника, я абсолютно не запоминал город, и кажется, даже не обращал на его величие внимания. Помню, что было холодно, и морозная дымка напоминала мне туман, а у воды становилось совсем неприятно. Поражало только то самое санкт-петербургское небо, которое я хотел увидеть, будучи ещё совсем ребёнком. Непривычно низкое, густое, оно нависало над моей головой, подпитывая чувство нереальности происходящего.

На входе оказалось, что Арина забыла один билет в общежитии. Не принимая возражений, она подтолкнула меня к турникетам—«иди, ты не должен пропустить ни одной песни, я съезжу в общагу и присоединюсь позже». Она убежала на остановку, а я, расстроенный, встал в очередь.

—Молодой человек, а где ещё один посетитель?—спросила женщина на входе.

—Я… один…—пролепетал я, соображая, откуда контролёр узнала про Арину.

—Так у вас два билета!

Контролёрша расклеила прилипшие друг к другу картонки и протянула их мне. Я тут же позвонил Арине. К счастью, она ещё не успела сесть в автобус. И мы даже не опоздали к началу.

Накрыло меня не сразу. Васильев разогревался второстепенными песнями, я же пытался поверить, что стою в огромной толпе на первом большом концерте в своей жизни, и при этом вижу группу, которая сопровождала меня каждый день на протяжении долгих десяти лет.

Когда «сплины» заиграли «Волну», меня окатило ей с головой. Я тут же вспомнил хмурый декабрьский день, продавленный диван в зале и меня, лежащего в наушниках на колкой от торчащих перьев подушке. Я слушал альбом «Реверсивная хроника событий», боясь пошевелиться. И больше всего тогда мне понравилась «Волна».

Затем прозвучали «Далеко домой», «Остаёмся зимовать», «Джим», «Катись, колесо» и множество других песен, которые я знал до единой ноты. Толпа уносила меня, ошеломлённого, вбок, и в один момент Арина схватила меня за руку, потащила вперёд, поближе к сцене. Я плёлся за ней, лишённый дара речи. Когда мы остановились, она обернулась.

— Это… это… «Письмо»…—промычал я, с трудом шевеля губами.

—Что? Что ты говоришь?

Арина наклонилась, пытаясь расслышать сказанное мной в гудении клавишных.

И в этот момент я её поцеловал.

После концерта Арина повела меня гулять по городу. Первый час я молчал. Мир перевернулся вверх головой. Я курил на ходу свой «Кент 4» и смотрел куда-то вдаль. Потом я восстановил маршрут: Тучков мост, 1-я линия, Средний проспект, метро… Ничего из этого не имело для меня значения. Я потерял дар речи. В этот день, 5 декабря 2009 года, сбылась моя первая большая мечта. И сбылась она благодаря Арине.

Мы не успели в общагу до закрытия. Пришлось греться в «Чайникоффе» с одной чашкой на двоих. Мы сидели за дальним столиком и о чём-то говорили, потом держались за руки, бродя по Ваське. Наконец, догадались купить две пачки сигарет коменданту, который пропустил нас через турникеты, пока никто не видел.

Засыпая в отдельной комнате в общаге на Шкиперском протоке, я понял, что Арина мне соврала. Не дают таких комнат бесплатно, даже близким родственникам. Время подтвердило мои догадки. Арина заплатила две тысячи за три ночи. Мне, конечно же, не сказала—хоть и знала меня довольно плохо, догадалась, что позволить себе аренду комнаты я не смогу, а от подарка непременно откажусь.

А так—согласился, приехал, мы влюбились друг в друга и прожили вместе двенадцать лет. Я переехал в Петербург, город стал мне домом—сейчас это единственное место в России, по которому я хожу практически без навигатора. Я быстро понял, чем же так привлекательно санкт-петербургское небо. Но одновременно с этим группа «Сплин» перестала быть мне опорой.

Последующие альбомы группы меня уже не цепляли. Некоторые фанаты связывали это с уходом из проекта продюсера Алексея Мещерякова—якобы, это он придумал Александру Васильеву драматичный образ, создал вокруг группы рок-психоделический флёр; после Мещерякова Васильев скатился в любимый ему фолк с завываниями и бесконечными повторениями-мантрами. Я же думаю, что Васильев просто повзрослел и перестал быть рок-героем. Он превратился в мужика у камина, который сидит в свитере с гитарой и бренькает про тепло родного дома.

Иногда я размышляю о том, как глубоко песни группы прошиты в моё сознание. Я узнал про фильмы Федерико Феллини благодаря одноимённой песне, полюбил не только их, но и вообще весь итальянский неореализм. По тем же причинам я несколько раз пересматривал фильм «Бонни и Клайд» Артура Пенна 1967-го года выпуска. Каждый год я не зимую, а остаюсь зимовать. Садясь в старый трамвай, я цитирую про себя «трамвай идёт разбитый, громыхая через ночь ножом по горлу». Благодаря песне «Под сурдинку» я открыл для себя поэта Сашу Чёрного. В моём плейлисте 133 любимых трека группы Сплин, которые я переслушиваю в минуты грусти или ностальгии.

Главная сила рок-группы—умение вовремя уйти. «Сплин», как мне кажется, упустил этот момент. Группа продолжает выступать по миру, особенно после запрета группы в России-Z, играет заезженные уже хиты и новые невнятные произведения. Но даже когда в Петербурге объявляли очередной концерт, я его пропускал. Я не переживал—да, новые треки меня не трогали, но хуже они не делали никому.

В конце концов, сила творчества заключается именно в его вневременности: я выхожу морозным вечером на Петровскую набережную или улицу Профессора Попова, засовываю в уши эйрподсы, дожидаюсь сигнала подключения, нажимаю кнопку «Play» и топаю к метро, глядя, как снежинки кружатся в жёлтом свете петербургских фонарей.

Я иду, изнываю и думаю: пой, Саша. Пой мне ещё.

Пой мне ещё!

Август-ноябрь 2024. Санкт-Петербург, Москва