Сошников — Попытки увернуться от бумеранга
рассказыавтофикшн-эссеконтакты

Попытки увернуться от бумеранга

Недавно обмолвился об уходящей молодости. Не то чтобы меня это сильно тревожит (согласитесь, чего-то подобного стоило ожидать), однако, с каждым годом цифра изумляет всё сильнее. 33, 34, 35—таким взрослым я себя не представлял никогда.

Вот было мне, допустим, двенадцать, и я мечтал, что вырасту… Вру, мне кажется, я никогда не мечтал о будущем, да и желания мои отличались от желаний сверстников, начиная с детского сада. Помню, друг Марс грезил водить УАЗик. Я же так и не научился отличать УАЗики друг от друга.

Потом я путал «пятёрку» с «шестёркой», или «пятёрку» с «девяткой», а уж «девяносто девятая» вообще вызывала во мне ужас—выходило, что между «девяткой» и «девяносто девятой» скрывалось ещё девяносто моделей «Лады», и все их нужно было между собой отличать? 😱

Да, к шофёрству душа не лежала с детского сада. А чем я вообще хотел заниматься… Да чёрт его знает. В младших классах школы я полюбил сериал «Улицы разбитых фонарей», поэтому мечтал стать опером.

Хорошо, что детские мечты не сбываются.

В старших классах школы ещё один мой друг, Костя, планировал стать авторитетом и валяться на шконаре. Причём, Костя никогда не фантазировал о том, как он предъявляет за косяки или уделяет на общее, его мечта ограничивалась обломовским лежанием на кровати, в данном случае—барачной. Видимо, шконарь в его воображении выглядел неизбежной расплатой за отказ от принудительного труда. Костя был нелюбимым ребёнком от первого брака. Мама и отчим постоянно заставляли его убираться в квартире.

Пару лет назад я столкнулся с ним на улице. Костя ходит в длинном плаще с наплечниками, в руке—трость, на пальцах—перстни. Жена—омилфевшая готесса. Костя выглядит эффектно, потому что внешность у него довольно валуевская. Думаю, местные гопы его сторонятся. Ночью я бы и сам перешёл на другую сторону улицы. Костя читает Брэма Стокера и слушает готик-дум.

Надеюсь, он счастлив. Хотя мечтал-то всё равно о другом…

Раз уж заговорили о друзьях. Марс выучился на права, но за руль УАЗика так и не сел.

Костя, Марс и я подружились в младшей группе детского сада, затем учились в одном классе, нас вообще сложно было представить раздельно—везде шатались втроём, коллекционировали фишки, собирали пивные пробки, убегали от гопов… Но после школы Марс стал всё реже и реже выходить из дома. Я звонил ему по домашнему телефону, уламывал пойти играть в футбол. Уговоры могли длиться сорок минут. Довольно быстро мне это надоело. В университет Марс ещё ездил, а как получил диплом, окончательно засел дома. С тех пор он выходил на улицу раз в год, постоять с Костей во дворе.

Маму Марса звали тётя Лия. Она поднималась в гости, жаловалась, просила меня поговорить с сыном, вразумить. Тётю Лию не устраивал единственный факт—Марс не работал, сидел у неё на шее. Я парировал: Марс не стрижётся и не бреется, не общается со сверстниками, тётя Лия ему даже интернет отключила, а он всё равно торчит весь день в комнате. Его день расписан по минутам. Например, в 17:03 он ходил в душ.

Я предлагал показать Марса психиатру. Тётя Лия обижалась, возмущалась. Пойди Марс на работу, её бы всё устраивало.

В последний раз я заглянул к ним десять лет назад. Поддался-таки на уговоры.

Марс готовился к моему приходу. Он набросился на меня с порога.

«Ну и чё ты там, говносайтики делаешь?». «И чё, в качалку ходишь? И зачем?»

Марс убеждал меня, что он Мыслитель. Таких как я он презирал, считал рабами. Я напомнил ему, за чей счёт он живёт. Марс покраснел, замахал руками, ретировался в комнату. Я допил чай, съел пару вафлей. Тётя Лия смотрела в стол. Я засобирался домой.

Напоследок Марс вручил мне заготовленный список литературы. «Вот, прочти, может, поймёшь что-нибудь». В списке я обнаружил протоколы сионских мудрецов и книгу Владимира Жириновского «Спасаем Россию».

Дела…

Маленький Тёма никогда не мечтал стать криминальным авторитетом, спасать Россию, вырасти Мыслителем.

Родственники, конечно, настраивали меня на:

✅ работу,
❌ женитьбу,
❌ детей,
❌ квартиру,
❌ дачу,
❌ машину,

но я их ожиданий не оправдал. Судя по результатам, я оказался довольно плохой инвестицией. Не справился с единственным выданным мне образом.

Так что теперь даже сравнить не с чем. Вот увеличивается цифра, а мне, как и в двадцать лет, с утра на ✅ работу — правда, уже в офис, не на завод. А вечером концерт. Ну, уже не ска-панк, а пост-панк. Так это ведь от эпохи зависит, а не от возраста.

Некоторые признаки взросления я всё же за собой замечаю.

Например, люди восемнадцати лет раньше казались мне просто людьми помладше, а теперь смотришь и нередко они кажутся детьми. И если пять лет назад, заслышав «вы», я морщился, то теперь отношусь к подобному пиетету равнодушно. Ну да, «вы», логично. У нас и разница почти в два раза…

Или вот ещё, потревожнее. Понадобилась мне тут посуда. Купил несколько предметов в «ДВКБ», похвастался подруге, а она приподняла бровь и уточнила: «Вот эти, с каймой? Как у всех?».

Я, конечно, взрослый, но подростковую психологию никто не отменял. Мне не надо как у всех, мне надо не-как-у-всех! Два дня потом листал каталоги московских винтажек. Смотрю: шесть предметов, японский фарфор… Или, например: ГДР, 70-е. Есть и английские наборы… А потом оторвался от смартфона и осознал, что выбираю сервиз 😨

Чтобы вы понимали—у моей бабушки был сервиз, которым мы ни разу не воспользовались. По мнению бабушки, за тридцать лет не случилось события, достойного этого сервиза. Мы же рукожопые, обязательно что-нибудь разобьём! (мы бы и правда что-нибудь обязательно разбили; тут не поспоришь).

Ладно, бабушка у меня вообще странный человек. На четырнадцатилетие она подарила мне ковёр. И вот как прокомментировала:

«Я берегла его тебе на свадьбу, но, судя по всему, свадьба ещё нескоро… Так что с днём рождения!»

Ковёр этот, обёрнутый в заводской полиэтилен, простоял на балконе шесть лет. Я его потом распаковал—из-под плёнки посыпался клей. То ли мы опрометчиво хранили его на холоде, то ли бабушку обманули на рынке. Короче, я даже не узнал, какой там был узор.

Ковёр я себе тоже выбираю. Небольшой. Постелю его на паркет. На стену вешать, конечно, не буду, но воображение уже рисует картину: я сижу на диване, скинув тапочки на ковёр. Любуюсь сервизом…

Всё, чему мы сопротивлялись, вернулось бумерангом.