Вневременный Набоков

​​Сдаётся мне, достойная проза вневременна. Яркий тому пример — роман Владимира Набокова «Камера обскура», изданный восемьдесят пять лет назад.

Сдаётся мне, что достойная проза вневременна.

Когда старшие товарищи призывают нас писать о современности, стоит призадуматься. В разгоняющихся двадцатых лучше писать о вечном в антураже современности. И вечное, и антураж не устаревают.

Яркий тому пример — роман Владимира Набокова «Камера обскура», изданный восемьдесят пять лет назад.

Берлин, двадцатые годы. Богатый и влиятельный искусствовед Кречмар влюбляется в шестнадцатилетнюю капельдинёршу Магду — девушку из бедной семьи, рано повзрослевшую от тумаков, грубости и скудного быта. Магда, оценив доход и стильную, просторную квартирку Кречмара, берёт искусствоведа в оборот, мечтая с его помощью пробиться ни много ни мало в Холливуд.

«Камера обскура» — фиксация вечности, в которой девичью красоту обменивают на доступ к материальным благам и социальному статусу.

Красоту на богатство обменивали всегда: при капитализме и феодализме, во времена римлян и древних греков, в городах шумеров и владениях династии Чжоу. Существование брака по расчёту, молодых любовниц, наложниц-крестьянок неотрывно спаяно с неравенством и тягой к порокам.

Время идёт, люди всё так же порочны, неравенство растёт как на дрожжах, а потому сюжет романа легко примеряется на современность. Кречмар вполне мог быть депутатом Единой России или седеющим бизнесменом с клатчем LV в руках. Магда курила бы кальян, раскручивала инсту и пела в сториз перед зеркалом, демонстрируя купленное накануне нижнее бельё.

Читать «Камеру обскуру» лучше дважды. Первый раз — запоем, буквально за пару вечеров, редко моргая и поражаясь сюжетным поворотам. Второй раз советую уронить темп и вчитываться в детали.

Изучайте рецепт, писатель Алексей Иванов одобрит; порадуйте мужика, а то ведь так трудно в России быть Ивановым.

Прежде всего, оцените способность Набокова уравновешивать деталями банальность движения («он пошёл», «она вызвала такси и поехала», «ей показалось»). Вот удачный эпизод из XVIII-й главы, в которой дочка Кречмара заболевает гриппом:

«Аннелиза постучала к Максу, который брился. Так, с намыленными щеками, он и вошел к Ирме. Макс постоянно умудрялся порезаться – даже безопасной бритвой, – и сейчас у него на подбородке расплывалось сквозь пену ярко-красное пятно. ‘‘Земляника со сливками’’, – тихо и томно произнесла Ирма, когда он нагнулся над ней. ‘‘Она бредит!’’ – испуганно сказал Макс, обернувшись к бонне. ‘‘Ах, какое, – сказала та преспокойно. – Это про ваш подбородок’’».

Что будет, если мы уберём порезанный подбородок?

«Аннелиза постучала к Максу, который брился. Так, с намыленными щеками, он и вошел к Ирме. ‘<Ставки на спорт, 1XBET>’, – тихо и томно произнесла Ирма, когда он нагнулся над ней. ‘‘Она бредит!’’ – испуганно сказал Макс, обернувшись к бонне. ‘‘Ах, какое, – сказала та преспокойно’’».

Чувствуете, как тут же выпирают все эти «постучала», «вошёл», «нагнулся», «сказал», «сказала»? Яркими деталями Набоков отодвигает глаголы на второй план, сглаживает темп повестовования.

Дочитав роман, понимаешь — обладая настолько искусным уровнем техники, Набоков действительно мог позволить себе похулиганить. В авторской, американской версии романа он перессказывает сюжет прямо в предисловии (вместе с развязкой!), напоследок заявляя: «а все-таки всегда хочется знать подробности».

Убираешь с чаши весов интригу, а достоинства всё равно перевешивают. Да и нужна ли интига в романе о вечном? Ведь многие наверняка уже догадались, чем закончится история Кречмара.