Десять работ

Кто из рабочей среды, для того не секрет — с производств люди тащили всё, что не привинчено, а что привинчено — отвинчивали и тащили. Традиция, ничего не поделаешь. Форма кормления. Негласно оговорённая надбавка к унизительной получке.

Работать я начал на следующий день после школьного выпускного. Мамина подруга предложила разобрать кирпичную стену в детском садике за пятьсот рублей. Оттуда, понятное дело, тащить было нечего.

Пятьсот рублей — это билет на рок-концерт, три пива в подъезде, рюмка водки за баром клуба «Арбат». Ну и на проезд ещё, наверное, оставалось.

Осенью устроился в рекламное агентство, раздавать листовки на улице. Тоже далеко не хлебное местечко. В первую же смену нас нарядили в костюм «Билайна»: дали жёлто-чёрный шарф и шапку с рожками. На рожках — помпончики. Мой друг Стопор долго сопротивлялся, не хотел надевать клоунскую шапку, но куда деваться? Деньги-то нужны.

Люди в Ульяновске злые. Нет бы вежливо отказаться — посылали, били по руке… Стопор долго не продержался. Какой-то гопник показал пальцем на шапку, обозвал нас петухами. Стопор вытащил из пакета пневмат. Гопник побежал. Пули щёлкали по пуховику словно градинки по стеклу припаркованной рядом машины. А в машине сидел супервайзер. Короче, уволили нас. Стопора за дело, а меня за компанию.

Зимой устроились продавать симки. Работа для экстравертов: торчишь по четыре часа у стойки, выкрикиваешь преимущества нового тарифа, зазываешь. «Бесплатный пакет смс», «безлимит внутри сети»…

Меня поставили на местную горнолыжку. Не знаю, хорошая-нет. Я тогда кроме арибухая ни в чём зимнем не разбирался. А сейчас и в хоккее с мячом не особо.

Я зазывать не умел. И не хотел. Приходил, брал на ресепшене ключ, раскладывал симки, открывал на телефоне doc-файл с книжкой. Читал, кажется, Коупленда. Или Владимира Козлова. Вечером запирал стойку, отправлял работодателю смску с цифрой «0». Много прочесть не успел. Работодатель сказал, что мне «не дано». Не продажник я. Рассчитались. Попрощались.

Потом схватил воспаление лёгких, залетел в больничку. Весну не работал, закрывал долги по учёбе. Первый курс, тяжело с непривычки. Тогда ещё боялся, что выгонят с бюджета.

Летом парень с нашего сектора рассказал про студенческий отряд. Туда брали с семнадцати лет. Почасовая оплата, гибкий график. Бригадир звонит за день, называет объект, смену, ты соглашаешься или нет. Ну мы сходили, записались. Первым делом нас отправили в гипермаркет на другом берегу, перекладывать продукты в ночную смену.

— И вот нахуя мы их туда-сюда таскаем? — спросил Стопор на перекуре.

— Новички? — уточнил паренёк в майке студотряда.

Кивнули.

— Это чтоб покупатели не запоминали, где что лежит. А так пока ищут… Глядишь, чё-нить зацепят по дороге.

Хитро. Перекладывали до утра. Макароны вместо хлеба, хлеб вместо печенья, печенье — в коробки и на склад. Утром купили по бутылке пива, батон, майонез, сели во дворе неизвестной нам школы. Отхлёбывая из бутылки, поднял глаза на проходящего мимо мужика — и увидел отца. Он шёл на остановку, придерживая сумку рукой. Отец скользнул по нам взглядом и потопал дальше. Ему и в голову не пришло, что в семь утра на другом конце города сидит на лавке его сын, потягивает «Сибирскую корону Лайм». Хули мне тут делать? Ладно, он — живёт теперь на этом берегу с новой бабой. А я-то чё…

⚒︎ ⚒︎ ⚒︎

В гипермаркете нам не понравилось. Да и ездить далеко, через мост. Попросили бригадира подыскать что-нибудь на нашем берегу. Бригадир предложил кондитерскую фабрику «Волжанка». Тоже не ближний свет, но хоть без пересадок. Ездил туда к восьми утра. Лето, солнце светило в пыльные окна трамвая, красота. Люди тащились на работу с лицами прощающихся. А я молодой, мне чуть ли не в кайф всё это.

Стопор вышел на «Волжанку» за день до меня.

— Там, — сказал, — спиздить ничё не получится. На выходе студентов шмонают только в путь, разве что в жопу не светят. А вот жрать можно сколько угодно.

Больше всего я любил «Волжские просторы», пирамидки с присыпкой. Мне сразу показали, в какой цех ходить, откуда брать. Только почему-то ухмылялись при этом. Я быстро понял, почему. За две смены сожрал столько, что на конфеты потом смотреть не мог. От одного вида воротило. Чай стал пить без сахара.

Студенты заступали на смену разнорабочими. Или, как говорили в народе, «принеси-подай, пошёл нахуй, не мешай». Мне поручили колотить развалившиеся паллеты. Ну я и колотил их в тенёчке. Одно плохо — вокруг роились пчёлы.

— Ты, главное, не выёбывайся на них. — учил меня напарник. — Они на сладкое летят. Ты им неинтересен.

Я ему особо не верил. Напарником был Коля Невкусный. Что пчёлы, что комары его не кусали.

— Человек потому что говно. — объяснял Стопор — Пчёлы говно не любят. А мухам лететь далеко.

Как-то работали с парнишкой из деревни. Он приехал поступать в пед, подрабатывал в свободное время. Не отобедали ещё — нарисовался мужик.

— Пацаны, — говорит, — Заработать хотите?

А мы очень хотели заработать. Мужик оказался бригадиром. Сказал, что договорился с нашей студенческой конторой, и может забрать нас на вагон с песком. Разгрузим вагон — получим по штуке на нос.

Я разгружал вагон впервые. Мешки с песком в пути слежались, походили на надгробные плиты. Руки в перчатках скользили по мешкам, не зацепишься. Приходилось взваливать их на спину и тащить, согнувшись. Часов шесть мучались с этими мешками, устали, как собаки. У меня тогда впервые заклинило спину. Лежал двое суток дома, думал: ну вот, говорили мне родители, что пойду по их стопам, если буду плохо учиться — пожалуйста, разгружаю вагоны. Потом валяюсь на диване с больной поясницей. Прямо как отец.

Отпустило — пришёл в контору получать деньги. Выдали 1 280 рублей за четыре смены.

— У меня там ещё тыща. — говорю.

— Какая тыща?

— За вагон.

— Какой вагон?

Наебал нас этот мужик. Ну, мы сами виноваты, нельзя быть такими наивными. Не позвонили ведь даже, не перепроверили. Наука нам.

Парень, с деревни который, ходил потом по цехам, искал этого мудака. Не нашёл. Производство большое… Я этого парня с тех пор не видел, начались вступительные, он пропал. Может, завалил экзамены да уехал обратно в деревню, коровам хвосты крутить. А меня перекинули на другой объект. В типографию.

Там сразу фартануло, аж трижды. Во-первых, поставили на шредер. Такой, знаете, как в офисе, только огромный, похож на мусоропровод. По факту, шредер им и был. Закидываешь внутрь тираж бракованных книг, нажимаешь кнопку и проталкиваешь ломом внутрь. Главное — лом не уронить. Иначе шредер сломается, а тебе дадут пизды. Лом я не уронил, но пиздюлей всё равно огрёб. Как освоился, взял моду спать на рабочем месте. Приходил утром, загораживался двумя паллетами с книгами и дремал, уронив голову на колени. Бригадир заметил, обложил трёхэтажным. Отправил вместо шредера в переплёточный цех.

Переплёточный цех чем плох? Там книги толстые. Паллеты тяжёлые. Дали мне еле живую рохлю, сказали — таскай паллеты с книгами от одного станка к другому. Но всё не так просто. Инженер тебе указывает на паллет, а он стоит в третьем ряду. Надо два ряда отодвинуть, да так, чтоб другим дорогу не загородить. А то что? Правильно. А то получишь пизды.

Я за две смены так уработался, что уже хотел попроситься в офсетно-ролевой. Там в основном печатали буклеты, календарики, да и тётка работала сердобольная. «Отдохните, мальчишки, устали поди»… Но в офсетно-ролевом платили в два раза меньше. В переплёточном восемьдесят в час, а в офсетном — сорок.

Думал, да передумал. Прихожу утром — проезжает мимо тип на погрузчике и пытается отвесить мне леща. Я возмущённо уклоняюсь и роняю целый паллет с Библией. Ну, думаю, всё… До ада не доживу, начальник смены сейчас увидит, с говном съест на завтрак вместо каши. Бросаю на обидчика взгляд — а это Рома Плацкарт. Оказывается, работал в переплёточном на постоянке. Ну и понеслась. Если рохля не справилась или какой паллет тяжёлый, Рома приезжал, отгонял его погрузчиком. Заодно научил меня логистике в цеху: куда чего ставить, в каком порядке. Курить ходили с ним на улицу… Курить можно было и на лестнице, но я шифровался. И вот почему.

Дело в том, что я хранил секрет. Правда, никто его особо у меня не выведывал. Кому я, в конце концов, был нужен? Катает рулоны какое-то туловище за копейку — так пусть себе катает. Не пьяный — уже хорошо. Но спокойствие моё длилось до первого мудака. А нашёлся он быстро. Мудаки вообще всегда быстро находятся.

Где-то на десятой смене бригадир дёрнул меня из цеха и отвёл к амбару во внутреннем дворе.

— Жди тут. Сейчас придёт мужик и скажет, что делать. — распорядился он.

Мужик объявился через пару минут.

— Видишь пластины? — указал на груду сваленных в углу листов. — Их надо разложить стопками. Перчатки на крючке. Приступай!

Не сказав больше ни слова, он развернулся и вышел из барака. Я хапнул ртом воздух, словно рыба. Задание — врагу не пожелаешь.

Офсетные пластины… Воняющие кислой химозой алюминиевые листы, сложенные в амбар после смывки. Острые края могли разрезать ладонь. Каждый студент-разнорабочий, побывавший в этом амбаре, старался избегать его всеми силами, именуя эту работу не иначе как «адухой». А я попался.

Пришлось надеть две пары перчаток и разгребать. Не прошло пяти минут — закружилась голова. Листы гнулись в разные стороны с булькающим звуком.

Я перетаскал примерно половину и, смахнув запястьем пот со лба, взглянул на часы. 16:01. Смена закончилась. Мысленно харкнув на оставшиеся пластины, я толкнул входную дверь. Заперто. Мужик закрыл меня на ключ, чтобы я не сбежал.

Бригадир не брал трубку, хитрил. Я знал, что потом он съедет с темы, скажет, что не слышал звонка или бегал по цехам.

Я сел на корточки, прислонился к стене и стал ждать.

Через десять минут замок щёлкнул. В проёме показался мужик.

— Ты чего нихрена не сделал?! И половина не разобрана! — возмутился он. — Прохлаждаешься тут. Мне через час их в цех везти!

— У меня рабочий день закончился десять минут назад. У меня смена до четырёх! — возмутился я в ответ.

— А мне что делать? — ехидно спросил мужик.

По тону реплики было понятно, что ответ его особо не интересует.

— Ну… Сейчас новая смена заступит, придёт другой рабочий…

— С бригадиром твоим был разговор про объём, а не про время. Доделаешь — пойдёшь домой.

— Да не буду я ничего доделывать! — крикнул я и снова приблизился к двери. — Выпускай давай.

— Ты со мной так не разговаривай, сопляк! Ты знаешь вообще, кто я такой? Не доделаешь — больше здесь ноги твоей не будет.

Он собрался хлопнуть дверью, но в этот момент кто-то окликнул его снаружи.

— С кем ругаетесь, Александр Евгеньевич? — услышал я знакомый голос.

Мужик вытащил руки из карманов.

— Здравствуйте, Светлана Борисовна. Да студент… Дурака валяет…

Он посторонился. В дверь зашла мама.

— Ну ты чего? Десять минут тебя в кабинете жду. Договаривались же…

Я развёл руками и показал ладонью на мужика.

— А он вам… А это…

— А это мой сын, Александр Евгеньевич. И его рабочий день закончился десять минут назад. Так что придётся вам самому пластины сортировать.

Мама улыбнулась и поманила меня рукой.

Мы пересекли внутренний двор.

— … а я захожу в переплётный — тебя нет. Спрашиваю у Лёши: где студент? Он говорит — Евгеньич забрал. Сразу пошла тебя выручать.

— Ну и мудак. — признался я маме, не стесняясь.

— Тот ещё жук, да. Палец в рот не клади. Думаю, больше он тебя на пластины не возьмёт. Да и вообще не приблизится. Он меня побаивается.

Мама работала в типографии замглавы отдела контроля качества. Это был мой козырь в рукаве, который я прежде не вытаскивал.

Ведь если им часто махать — замусолится.

Она провела меня в кабинет, где я подошёл к столу, заваленному сигнальными экземплярами. Я принялся перебирать их, явно с большим удовольствием, нежели пластины. Тут же отложил «Санькя» и «Ангела за правым плечом», покет Сартра, пару книг неизвестного мне автора с интересной фамилией Дос Пассос.

Через пару дней все эти книги окажутся у меня дома. И это был, пожалуй, самый весомый плюс маминой работы. А для меня так вообще судьбоносный.

Студентов обыскивали на КПП после каждой смены: даже если не шмонали, так вытряхивали сумки. Инженеров, технологов, и прочих ценных сотрудников осматривали редко и небрежно.

По средам и пятницам на КПП сидел некто «Рома». Он проявлял к маме вполне определённый интерес и не обыскивал её вообще. Один раз, во время плановой облавы, Рома заглянул в сумку, увидел четыре сигнальных экземпляра — и с улыбкой вернул вещи маме, пожелав хорошего вечера.

Директор, начальник службы безопасности и весь остальной топ-менеджмент знали, что сотрудники тащат книги домой. Не могли не знать. Думаю, книги отчасти компенсировали низкую зарплату.

За несколько лет у меня скопилась внушительная библиотека. Книгами были забиты шкафы, ящики в стенках, коробки на балконе. Я получал сигнальные экземпляры самых свежих новинок. Подозреваю, что я держал в руках романы Аствацатурова, Сенчина или Юзефовича даже раньше ведущих критиков. Так разгорелся мой подутихший интерес к художественной литературе. Копаться в ящиках, выбирая авторов по названию или обложке стало величайшим из доступных мне удовольствий. Когда маме предложили высокую позицию на кирпичном заводе, я обрадовался за неё… и расстроился за себя.

Впрочем, это случилось позже. На следующий же день после инцидента с Евгеньичем начальник переплётного цеха поздоровался со мной за руку и поручил издевательски лёгкое задание. Слухи по типографии расползались мгновенно. У меня появилось имя. Люди стали спрашивать, как дела у мамы.

Рома Плацкарт всё это время посмеивался. На перекуре он поведал мне байку. Никто из руководства не верил, что я пошёл в студотряд за копеечкой — ведь мама без проблем могла устроить меня на непыльное местечко, сидеть за компьютером или перебирать бумажки. Начальники и бригадиры считали меня засланным казачком, наблюдающим за работой цеха изнутри. Поговаривали даже, что это была идея директора, не гнушавшегося любыми методами ради эффективности. Почему тогда мама так быстро раскрыла агента, никого не волновало.

Неприятнее всего было то, что тяжёлая работа никуда не исчезла. Её теперь отдавали другим студентам. Что-то даже заставляли делать Рому Плацкарта. На меня стали косо поглядывать, перестали звать на обеды и перекуры. Тогда я понял — пора уходить.

Я попросил координатора студотряда перевести меня на другой объект. И больше ни разу не видел типографию изнутри.

Однако, что-то мне подсказывает, что я ещё побываю в переплёточном цеху. Может быть, не совсем физически… Но всё же.

Такая вот у меня авторская мечта.

⚒︎ ⚒︎ ⚒︎

Координатор предложил отправиться на мясокомбинат, но я не захотел — побоялся, что кукуха не выдержит.

Вместо этого устроился дворником. Ну, как устроился… Меня позвала соседка, тётя Лина. Она работала завхозом в центре детского творчества. Умучилась искать непьющего мужика, вот её и осенило: нужен не мужик, а студент! Ну а кто у нас в подъезде студент? Я да её сын-домосед…

Деньги платили не ахти какие, пять тысяч в месяц. Зато с утра два часа поработал — и гуляй. Иногда ещё вечером нужно было доделывать всякую мелочёвку.

Первое время я особо не запаривался. Приходил около семи, вытряхивал содержимое мусорок в контейнер. Потом чистил дорожки и пожарный проезд от листвы. Осматривал четыре крыльца, собирал пустые бутылки, подметал окурки. Два раза кто-то насрал у чёрного входа. Вот это было неприятно. Но лопата всё стерпела.

Листву сгружал в отдельный контейнер, его вывозили раз в месяц. Приходилось залезать в него с ногами, утрамбовывать. До сих пор помню, как прыгал в этом контейнере под эмокор.

В общем, работа вполне терпимая. Центр детского творчества — не жилой дом. Ни мусоропровода тебе, ни большой территории. Проще, чем на заводе.

Напарником у меня был Степаныч, пенсионер-свежачок. Никак не мог смириться с наступающей старостью, только вышел на пенсию — тут же устроился дворником. Выглядел и правда хорошо, морда что наливное яблоко. Сам кряжистый такой, молодящийся, бодрый. В подсобке соблюдал идеальный порядок и меня заставлял. Наверное, у Степаныча был ОКР, инструменты он выравнивал чуть ли не по линейке. Но я не жаловался. Всё лучше, чем какой-нибудь чалдон-забулдыга. Степаныч так вылизывал территорию, что я иногда на следующий день и не подметал ничего. Не успевали загадить.

До декабря отработали душа в душу, а потом началось. Снег повалил как бешеный. Циклон… Утром разгребёшь — на парах потом сидишь как ватный, ни кофе, ни сигареты не помогают. Вставать приходилось в пять утра. В восемь у детишек первое занятие, к этому времени все дорожки должны были быть идеально чистыми. Иначе родители пожалуются на директрису в РОО. Директриса напихает тёте Лине, а тётя Лина напихает мне и Степанычу. А мы кому напихаем? Под нами только наледь и лопата. Так что лучше этот русский маховик управления было не запускать.

В том декабре после пятой пары сразу мчался в ЦДТ. Территорию уже заметало по новой, а занятия шли в две смены. Снег валил без перерыва. Стали выходить вместе с Степанычем, потом тётя Лина ещё и своего сына Марселя припахала. В глазах мельтешило. Двое — на лопаты, один — на скребок. Лопаты дорожки раскидывают, скребок очищает пожарный проезд. Не дай бог инспектор нагрянет. Страшно представить, что будет.

Снег вывозить — денег нет. Что могли, выкидывали за территорию, но там свои дворники, площадки, парковки… Быстро по носу щёлкнули. Тётя Лина распорядилась сваливать на клумбы. Отвал скопился выше моего роста. Днём придёшь — мелкие в царя горы играют, катаются с него, раскидывают снег по территории. Куришь, думаешь: хорошо, что дети… были б постарше — так и уебал бы лопатой по хребту. Это ж потом всё за ними убирать. Чтобы днём они по новой раскидали…

Ладно, у всего есть начало и конец. Циклон прошёл. Директриса пошуршала, выбила КАМАЗ. Перекидали в кузов нашу снежную гору. За ударный труд выдали нам две ставки, и третью — в качестве премии.

Пятнадцать штук! Редко когда я бывал таким довольным. Купил себе в комнату платяной шкаф — коричнево-бежевый, с ручками под латунь. И ещё взял в кредит раскладной диван. Я с восьми лет так и спал на детской кровати, ноги в разогнутом состоянии уже не помещались. Ну и девушка у меня появилась, оставалась ночевать. Несолидно… А диван был фиолетовый, велюровый, с деревянными широкими подлокотниками. Совсем другое дело.

На оставшуюся штуку приобрёл ящик пива, поставил в шкаф. Почему-то казалось, что первый куш надо истратить до упора.

Через неделю мама уехала в Иваново к родственникам, а мы со Стопором оформили этот ящик за три вечера.

⚒︎ ⚒︎ ⚒︎

Впрочем, зимой и без циклона приходилось туго.

Выйдешь утром — темно, холодно… Но одновременно с этим и романтично, конечно, не без этого. Светят фонари, на улице тишина, а ты вроде как наблюдатель, оберегающий город. Достаёшь скребок, начинаешь возить им вдоль пожарного проезда. Вжууух, вжууух. Кто-то под эти звуки досыпает последние сладкие минуты.

А потом долбишь февральскую наледь до посинения. Соль с песком её уже не берут. К вечеру ладони не разгибаются. Хоть подзорную трубу вставляй.

Зиму я как-то пережил. Весна и лето отплатили за страдания сполна, там даже листву убирать не нужно было. А в самом конце августа Степаныча жахнул инфаркт.

Все бегали, кудахтали: «как же так, такой крепкий мущщина…», а я с первого дня знал — ничем хорошим его бравада не закончится. Вот была у него, знаете, какая-то печать обречённостти на лице.

Степаныч так и не охучался, уволился. Я позлился на него немного, ну так, для порядка. Перед кем вот исполнял всю зиму? Я ведь сто раз предлагал помочь — куда там… Он же мужик «деревенского производству», «армейской выучки», не хватало ещё сопляку за него снег раскидывать. Довыёбывался. Герой труда…

Тётя Лина тем же вечером пришла к нам домой. Степаныч, сказала, помимо дворничества ещё и сторожил ЦДТ два через два. Пойдёшь?

Так я вступил в Орден ночных сторожей.

Степаныч оставил преемнику недоразгаданный сборник сканвордов, кипятильник, фонарик и телескопическую дубинку. Думаю, дубинка понадобилась ему не для защиты государственной собственности от бандитов, а ради спокойствия. В ночном ЦДТ было пиздец как страшно.

Представьте себя ночующим в школе. Три тёмных этажа, двадцать кабинетов. На подоконниках сидят неморгающие куклы, в туалетах журчит вода. Луна тускло освещает коридоры. Постоянно что-то щёлкает, скрипит, трещит, пердит…

Я долго не мучался, пригласил Стопора дежурить вместе со мной. Вдвоём веселей. Закупались сигами и дошираком, курили на балконе второго этажа, слушали музыку, шарились по кабинетам. И, конечно, воевали с Вахлаками Чёрного Входа. Причём, подошли к делу творчески.

По бокам злополучное крыльцо скрывал кустарник, а сверху — навес. Честно говоря, припри меня посреди улицы, я бы тоже выбрал данный закуток… Дверь чёрного входа была железной, чем мы и воспользовались.

Услышав клиента, пробирающегося через кусты, мы подкрадывались к двери и выжидали. Как только клиент затихал, мы со всей дури били в дверь дворническим ломом. Десять из десяти нарушителей в этот момент давали по тапкам, пытаясь натянуть штаны на голую жопу.

Весь кайф обломала тётя Лина — заметила вмятины на двери во время планового обхода. От лома пришлось отказаться. Тогда Стопор скачал в интернете аудиоредактор с фильтром дьявольского голоса. Мы подтащили к двери колонку из музыкального класса. В самый чувствительный момент мы врубали клиенту запись, на которой дьявол медленно произносил фразу «СРЁШЬ, СУКА…» — и тут же инфернально смеялся. Заканчивался трек полицейской мигалкой.

Записи отработали несколько хуже. Большинство вахлаков предпочитали тут же ретироваться, но вот у одного сдали нервы. Он битый час пинал дверь, призывая нас выйти раз на раз, разобраться.

Однако, мы своего добились. Акции прямого действия на крыльце прекратились. Правда, теперь я опасался мести. Клиенты могли вызнать, кто дежурит в ЦДТ, и подстеречь в подворотне. Или наложить у двери в квартиру… Мало ли.

Ладно, не буду развивать тему. А то что я как начинающий автор-постмодернист.

В одну из пятниц Стопору понадобилось собрать дома вещи и поужинать перед сменой. Позвал меня за компанию. Я, естественно, согласился.

Стопор жил в частном доме за старым кладбищем. В то время мы проводили на кладбоне кучу свободного времени. Так уж получилось, что это было самое спокойное место на районе.

Мы были далеко не единственными обитателями кладбона. На могилах тусовались готы и сатанисты, которых мы ненавидели. Готы переворачивали кресты, рисовали на памятниках пентаграммы, бухали и сосались у склепов. Мы вели себя куда скромнее. Да, сидели за столиками. Да, курили. Даже жарили на поляне сосиски — но всегда убирали за собой, не шумели, и не гадили.

Там, где есть добыча, найдётся и ловец. Кладбон регулярно посещали гопники. Они придумали стабильный бизнес: за пребывание на территории брали с готов по пятьдесят рублей. Причём, не на входе, а на выходе.

Пытаясь сэкономить, готы проделывали дырки в заборе. Кладбищенские работники латали их и заваривали. В общем, кладбон жил своей жизнью.

Итак, Стопору понадобилось забрать вещи перед сменой. Уже на подходе к первой аллее я почуял неладное. Слишком громко шуршали листья. Пару раз скрипнула калитка.

— Да не ссы, это кошки. — успокоил меня Стопор.

Затем я чуть не упал в обморок при виде сидящего на одной из могил памятника женщине. Оперев руку о подбородок, она печально смотрела на нас, словно мы были обречены на вечные скитания по кладбону.

— Чё, опять бабы испугался?

Стопор не оборачивался, подсвечивал дорогу фонариком.

— Испугался. — не стал отрицать я. — Слышал, калитка скрипнула?

— Да эта калитка постоянно скрипит на ветру.

Дома у Стопора мы поужинали макаронами и его фирменным бутербродом «сырный инфаркт».

— Слушай, может, обратно пойдём в обход? — спросил я без особой надежды, отхлёбывая чай.

— В обход на двадцать минут дольше. И там маршаковские старшие во дворах бухают. — Стопор с хрустом откусывал вафлю и крутил в пальцах сигарету — Час назад Витёк проходил, видел.

Покурив за домом, мы пробрались по чернозёму на аллею и осмотрелись. Вдалеке виднелась фигура.

— Бомж. — констатировал Стопор, — Закусить на могилках ищет. Пошли поперёк аллеи, там дыра в заборе. Не хочу, чтобы он у нас за спиной оставался.

До тропинки свет фонарей уже не доставал.

— Смотри не провались, ёпт. Ты ж слепой! — позаботился обо мне Стопор и хохотнул.

Но тут же ему стало не до смеха. Мы поняли, что снег скрипит не только под нашими ногами. Стопор обернулся и увидел силуэт, карабкающийся следом.

Мы рванули через могилы. Кусты и ограды замелькали перед глазами. Добежали к проделанному готами лазу. Он оказался заварен прутьями.

Стопор скомандовал:

— Налево!

На повороте я оступился и провалился ногой по щиколотку в яму. Стопор подхватил меня и толкнул вперёд:

— Быстрее!

Я обернулся и увидел, что за нами несётся мужик во всём чёрном.

Шансы на выживание таяли с каждой секундой. Воздуха не хватало. Серые пятна расплывались перед глазами. Позвоночник неприятно сводило и могильный холодок гладил кожу сквозь осеннюю куртку. Мы пробежали вдоль забора около ста метров. Прутья мелькали сплошными рядами, били нам по кончикам пальцев.

И тут Стопор исчез. Показалось, что маньяк настиг меня и ударил чем-то по голове. Теперь потащит к себе в склеп, пристегнёт там отобранными у расчленённого мента наручниками, и будет отрезать по кусочку. Измываться. Потом замучает и оставит гнить в чужой могиле.

Кто-то дёрнул меня за рукав и я, хватая ртом воздух, будто рыба, вылетел через незалатанную дыру в заборе.

Я обернулся и провёл рукой по голове. Никто меня не ударил. Я просто потерял сознание на бегу. Мы со Стопором согнулись пополам на трамвайных путях и хрипло дышали. Кривая рожа преследователя мелькнула в дыре, но он не полез наружу.

— Ты… видел? — сквозь одышку спросил Стопор, — Видел, там… Луна светила?

— И?

— У него нож блеснул в руке.

Я сплюнул комковатую горечь на пути и мы побрели в сторону кольцевой. Урод шёл за нами, ожидая, что мы вернёмся на территорию.

— Сука, я ему сейчас устрою… — процедил Стопор и набрал камней между шпалами. Мы стали поочерёдно кидаться ими, стараясь попасть маньяку в голову, но он был слишком далеко. Камни звякали об ограды и железные памятники. Клац, клац, клац... Сквозь тьму показалось, что ублюдок смеётся.

Он проводил нас до поворота. Началась промзона, маньяк растворился в кладбищенской темноте. Ожидая трамвая на кольце, мы выкурили по пять сигарет.

По приезду в ЦДТ выпили литр кофе. Говорить об инциденте не хотелось. Хотелось курить. Я спрятал в карман молоток и сбегал в ларёк за сигаретами. Возвращаясь обратно, увидел Стопора в окне ЦДТ. Он стоял, опёршись на хорошо знакомый вам лом подбородком, и смотрел вдаль. Лампы в коридоре отсвечивали и Стопор не видел, как я возвращаюсь. Я решил попридуриваться: выскочил из-за угла, принялся размахивать молотком:

— Ааа, урод, не трогай!

Стопор побледнел и рванул к выходу. Одним оборотом открыл замок, выскочил на улицу. Я громко заржал и тут же огрёб ломом по спине:

— Дебил! Я чуть инфаркт не схватил! Как Степаныч твой, бля!

Мы уснули под утро. Через пару часов нас разбудила уборщица. Намывая полы, она косилась на пачку сигарет и обмотанную изолентой рукоять молотка.

А через две недели в заброшенной часовне нашли изуродованный труп женщины.

⚒︎ ⚒︎ ⚒︎

Уборщица стуканула тёте Лине, что я сплю на рабочем месте, да ещё и вожу на смены друга. Уборщице было непонятно, «чем это мы там занимаемся». Тётя Лина в итоге запретила приглашать на смену Стопора. Я хотел было уволиться, да передумал: взял в кредит ноутбук, надо было выплачивать. Мама принесла из типографии кучу компьютерных самоучителей. Macromedia Flash, Dreamveawer, HTML 4.0… Сидел ночами, читал эти книжки. Начал делать сайты.

Маме тем временем стало совсем не хватать денег. Она в этом не признавалась, наверное, не хотела лишний раз меня напрягать. По её мнению я и так был молодцом: одевал себя сам, на проезд, обеды, концерты ни копейки не спрашивал. Но за коммуналку-то не платил, и еду не покупал… В общем, тётя Лина устроила маму в ЦДТ гардеробщицей и уборщицей выходного дня. А мама от перегруза тут же свалилась с гриппом. Что делать? Пошёл подменять.

Гардеробщик — работа непыльная. Куртки принял и сиди себе час, верстай сайт. Дети с занятий вышли, куртки отдал — и снова лупишься в экран. После пятого урока дети разбредались по домам, а я ведро в руки — и по классам, линолеум водой полировать. Моешь не руками, а шваброй. Ещё и ведро козырное, со специальной отжималкой.

Один раз сижу в гардеробе, никого не трогаю. Слышу — кто-то кашлянул. Глаза поднимаю: стоит Коля Додстер, одноклассник мой бывший. Вот, думаю, принесла нелёгкая… Поздоровался. Коля как меня увидел, глаза выпучил, а они у него из без того смахивали на два шарика для пинг-понга. Протягивает мне дублёнку и меховую, блять, шапку. И это в двадцать лет… Ну, он всегда был с приветом. Я подумал: наверное, брата на занятия привёл или сестру. Для ребёнка-то ещё рано, в ЦДТ с четырёх лет только брали. Да и кто ему даст? В такой-то шапке…

А Коля губки поджал и спрашивает:

— Ты, получается, гардеробщиком работаешь?

— Ну да, — говорю, — Работаю. По выходным. А ты чего тут?

— А я здесь преподаю…

Оказалось, что Коля поступил в пед. Не помню на кого. На факультет педиков, наверное: сразу нос задрал к потолку, дублёнку свою по-барски протягивал. Ну я угарал с него, конечно, втихую, виду не подавал.

Интересно, что с ним сейчас. Не удивлюсь, если до сих пор там и работает.

Скрывать не буду — сайты делать мне понравилось. Не так сложно, как программировать, да и разгуляться есть где. Градиенты, анимации… Никогда не тянуло к дизайну, а тут прямо залип, всеми ночами сидел, даже в игрушки толком не играл, в отличие от ровесников.

Познакомился в локалке с парнем по имени Федя. Он учился на программиста, знал PHP. Мы с ним оба болели за ульяновскую «Волгу». Сначала сделали сайт клубу. Потом Федя помог сделать фан-сайт группе «Сплин», по которой я тащился лет эдак с двенадцати. Трэш получился полный, вспоминать стыдно. Но зато подали эти сайты на конкурс местного технического университета. Выиграли две флешки по 4 гигабайта и грамоты.

Через полгода нарисовался первый клиент. Мужик торговал автомобильными ковриками в Новом городе. Захотел себе онлайн-каталог. Мы сгоняли с Федей к нему на базу, отфоткали сотню ковриков. Заказчик сформировал требования: в шапку сайта нужно было поставить звёздное небо — и чтобы на его фоне, переливаясь, крутился самый дорогой коврик из каталога.

Мужик заплатил восемь тысяч рублей. И я нарисовал ему звёздное небо. И коврик добавил. И анимировали мы его как надо. За такие-то бабки…

Мужику капец как понравилось. Он позвонил Феде и, смущённо крякнув, попросил сделать из шапки сайта заставку на компьютер. Потом признался, что часто сидел на базе, смотрел, как крутится коврик… Ну, у всех свои причуды, мы не осуждали. Главное, что мужик этот нахвалил нас всем своим друзьям. И понеслась.

Дворником я работать перестал, гардеробщиком тоже. Приходил ночами в ЦДТ, открывал ноут, всю ночь дизайнил. В общем, ЦДТ стал моим первым коворкингом. Правда, без интернета.

Тётя Лина периодически спрашивала, не сплю ли я на сменах. Переживала по инерции, хотя козлить уже было некому. Уборщица, как оказалось, хотела вместо меня пристроить сторожем своего хахаля. Идеальные условия для романтических ночей вдали от мужа-алкоголика. Ну, не срослось. Вместо этого застали их утром в каком-то кабинете. Уволили.

Сейчас думаю — мог бы и уступить…

Утром возвращался домой, отправлял макеты Феде, ложился отсыпаться. На универ к тому времени уже забил. Понятно стало, что историком мне быть не суждено.

Сидел бы себе, клепал макеты. Да, видимо, осталась ещё на подкорке тяга ко всевозможным заработкам.

Дома скопилось столько книг — в шкафы не помещались. Что-то я читать не собирался, что-то лежало в нескольких экземплярах. А тут расцвет интернета, Вконтакте.ру, туда-сюда… Короче, отфоткал книг пятьсот и создал группу «Black Books 73». По названию сериала, ага. «При заказе трёх и более книг доставка по городу бесплатно».

Запостил в местных студенческих группах. Даже рекламу не надо было покупать, тупо на стену сообщение бахнул. Стали мне писать, бронировать. Я брал в универ книги, впаривал их на переменах. Иногда договаривался встретиться на трамвайных остановках.

Публика была разная. И читала разное. А я прямо наслаждался. Я ж не ради денег этим занимался — так, шкафы разгрузить. Ну и по-юношески мечтал о своём книжном магазине.

Был у меня один постоянный клиент, парень чуть постарше. Скупал все книги Дэна Брауна. Просто фанат. Просил тут же бронировать, если появится что-то новое.

Геймер из панельки напротив забирал «Вселенную Метро». Один кекс готической наружности угарал по Анхелю де Куатье. Как оказалось в последствии, под этим псевдонимом скрывался психолог Курпатов, бесстыдно подражавший Карлосу Кастанеде. С Курпатова парень перелез на Ницше. Смотрел на меня подозрительно, пытался обсудить содержимое. Я прикидывался дурачком-курьером.

Как-то раз написала девчонка без аватарки по имени Арина. Взяла модного тогда Мураками, «Поколение П», и, неожиданно, «Жёлтую стрелу». Договорились встретиться у торгового центра «Амарант» на улице Карла Маркса. Я приехал, дождался её. Арина пришла с подругой.

— Пакет у мамы взял? — спросила.

— Ну да.

Девчонки рассмеялись. На пакете красовалось лого «MilaVitsa». Оказалось — женское нижнее бельё из Беларуси. А мне-то откуда было знать? Схватил первое, что в ящике валялось. Не «Гулливер» и ладно. Надпись иностранная…

Рассказал им, вместе посмеялись. Похвалил выбор, сказал, что «Жёлтая стрела» — завораживающая повесть, хоть и сложная для понимания. Арина на прощание посмотрела на меня. И всё.

Влюбился.

Списались в контакте. Сходили в кино. А через пару недель она уехала учиться в Петербург. Поступила туда на театральный.

Тут уж я немного потёк кукухой. Из ЦДТ уволился, набрал заказов на фрилансе. Стал копить на поездку в Петербург. До этого ездил только в Казань со школьной экскурсией. А тут как нарочно в Питере должна была состояться презентация нового альбома группы Сплин. Представляете, какие траты? Билеты на поезд, жильё, еда, концерт, кафе… Тысяч пятнадцать нужно было, не меньше. А ещё кредит за ноут не выплачен.

Короче, впахивал всеми днями. Три тысячи за дизайн интернет-магазина, пять типовых страниц: главная, каталог, карточка товара, результаты поиска, страница с ошибками. Одновременно с этим в сети объявился какой-то тип с типографии, спалил, что книги оттуда. Стал писать в личку, шантажировать. Магазин пришлось закрыть. Отвёз оставшиеся книги в библиотеку. Заведующая тогда, по-моему, заново поверила в деда Мороза. Но вопросов лишних не задала.

Скопил нужную сумму, взял билет на поезд, списался с Ариной. Стал отсчитывать дни.

С дорогой до Петербурга не фартануло. Ехал в плацкарте сорок с лишним часов, на поезде «Уфа — Санкт-Петербург». В соседи достался Радик, как оказалось в последствии, спецназовец УФСИН. И часа не прошло — достал коньяк, уговорил выпить. Я зачем-то согласился, хотя и понимал, что не вывезу. Радик пил и рассказывал: как воевал в Чечне, где встретил жену, когда родилась красавица-дочка, как Путин поднял страну с колен… Включал на телефоне одну и ту же песню Михаила Круга. До сих пор из памяти никак не выброшу. «Храни его на письменном столе, где ноты неоконченных мелодий, скажи всегда ревнующей жене — её причёска вот уж год не в моде». Сюр какой-то. Напишешь о таком, скажут — выдумал.

Потом курили в тамбуре мои сигареты. Радик называл меня пиздюком, но просил не обижаться. Там же познакомилиcь с дядей Мишей и Вовой. Они пили беленькую в углу. Решили объединить усилия. Я отрубился через час, хватаясь за простынь в надежде не умереть от вертолёта. Мужики продолжили квасить. Потом ругались. Потом Радик блевал под стол. Потом меня долго трясла за плечо проводница. Отвела к себе, уговаривала сказать начальнику поезда, что Радик меня споил. Обещала переселить в купе, а Радика с мужиками — ссадить на ближайшей станции. Иначе грозилась объявить меня соучастником дебоша. Было страшно, но я отказался. На ближайшей станции вызвали ментов… Радик тряс перед ними какими-то корочками. Никого, конечно же, не ссадили. Утром на одной из станций Радик приметил дембелей в соседнем вагоне. Ночью его принесли и кинули на полку. Ожив на станции Бологое, он уговаривал меня пойти пить пиво на Московском вокзале. Я собрался заранее, как бы пошёл в туалет с рюкзаком, и первым вылетел из вагона. Схватил встречавшую меня Арину за руку и мы побежали, не оборачиваясь.

Город раздавил меня впечатлениями. Ничего толком я не запомнил. Жил где-то на Ваське у Арины в общаге. Ещё и концерт… Натурально онемел от шока. Запомнил какие-то нелепые мелочи: как сидели ночью в «Шоколаднице» с одним какао на двоих, как у меня попросил закурить растаман, который «возвращался из “Фиделя”», как стоял в очереди за пельменями в супермаркете недалеко от общаги.

Потратил все деньги, домой ехал без копейки в кармане. Хорошо, попались сердобольные бабки в плацкарте, накормили студентика. Домой от вокзала чапал пешком, даже на маршрутку не хватило. Счастливый — улыбка до ушей.

Первым делом хотел рассказать обо всём Стопору. А его, пока я был в Питере, пырнули ножом по дороге домой. Три пьяных гопана на кураже.

Тогда понял — в пизду, уезжаю. Ноги моей здесь больше не будет.

И уехал при первой же возможности. Только диплом получил — на следующий же день собрал вещи и объявил о своём решении. Уезжал не столько в Петербург, сколько к Арине.

Мама пыталась надавить на жалость, но заглянула в глаза и поняла, что отговаривать бесполезно. Смирилась. А вот Стопор не смирился, приревновал к Арине. Обозвал «кидком», разобиделся, наговорил общим друзьям про меня всяких гадостей.

С мамой попрощались дома. Я уезжал автобусом до Канаша, а там уже пересаживался на казанский фирменный. Долго стоял на перроне, курил, смотрел на проходящих мимо людей. Автобус тронулся, я уехал жить в Петербург, работать в безликих офисах — на позициях, о которых и рассказать-то толком нечего.

Стопор так и не пришёл проводить. С тех пор не виделись.

Москва, 2023

Конец.