Наблюдатель за поражёнными

Артём Сошников рассказывает о незаслуженно забытом писателе-эмигранте Гайто Газданове и предлагает читателям один из возможных путеводителей по его романам

Чтение писательской библиографии подобно жизни. Как совершённые ошибки или достигнутые успехи неизбежно делают нас другими, так и любой прочитанный роман меняет к писателю отношение. И ничего с этим не поделаешь. Жизнь не отмотать назад, роман не стереть из памяти.

В таком случае, неоспоримо важна последовательность чтения. С какого именно произведения начинать знакомство?

Разум подсказывает нам, что читать библиографию лучше хронологически, от первого романа к последнему. При подобном чтении чётко прослеживается динамика писательских идей, романы легко накладываются на биографию. Но для хронологического чтения необходимо доверять автору — а доверие, по иронии, следует исключительно за влюблённостью в творчество. Читая раннюю прозу хоть классиков, хоть современных авторов, легко разочароваться, не добраться до значимого.

Потому обычно за «Анну Каренину» берутся прежде «Детства», а «Лолиту» читают чаще «Камеры обскуры». Ставка на magnum opus надёжна как для читателя, так и для эксперта. Читатель постепенно погружается в писательский мир, эксперт реже ошибается и наращивает тем самым репутацию. Но у шкалы признания есть и недостатки. Двигаясь по ней, надо учитывать, что произведения отсортированы кем-то: учёными, читателями, рынком… И не всегда этот выбор справедлив; и уж тем более не всегда он совпадёт с вашими мыслями и воззрениями.

Творчество русско-осетинского писателя Гайто Газданова — яркий тому пример. Сейчас если и вспоминают его наследие, то первым делом говорят о романе «Вечер у Клэр». Между тем, проза Газданова настолько разнообразна, что вариаций её прочтения множество. И я бы не советовал ставить «Вечер у Клэр» во главу угла.

Газданов последовательно, от романа к роману разрабатывал важные для него темы. Да, иногда он использовал проверенные приёмы, но при этом менял ракурсы и не боялся экспериментировать. В итоге, вместо многочисленных попыток написать magnum opus у него получился калейдоскоп из весьма разнообразных романов, связанных единым космосом. И в этой статье я хотел бы порекомендовать вам один из возможных путей прочтения его творчества; путь, который прошёл я сам — и промахнулся в выборе лишь однажды.

Но прежде, пожалуй, стоит познакомить вас с историей писателя поближе.

Из двадцать первого века (не говорю «с высоты», потому что ещё неизвестно, вверх мы ползём или вниз) жизнь Газданова выглядит весьма трагично. Сын осетинских интеллигентов, в пятнадцать лет он вступил добровольцем в белогвардейскую армию Врангеля. Никакой идеологической подоплёки его выбор не нёс, он просто жаждал мужской инициации, «хотел узнать, что такое война». Белые в итоге проиграли, остатки армии Врангеля вынуждены были отступить в Констанинополь. Недолго помотавшись по Европе, Газданов обосновался в Париже.

Сейчас мы знаем, что он уже никогда не увидится с матерью, что осталась на родине в одиночестве, но Газданов этого знать не мог и потому не терял надежды. Стыд за одиночество матери и тоска по ней доведут Газданова до желания вернуться в советскую Россию; он даже договорится об этой возможности в 1936-м году с поклонником его творчества Максимом Горьким. Вскоре Горький умрёт, не успеет довести дело до конца. Должно быть, Газданов тогда сильно расстроился, но мы-то помним, что в случае успешной репатриации Газданов прибыл бы в СССР в 1937-м…

Таксист, бывший офицер царской армии, читает русскую эмигрантскую газету «Возрождение»

Неудивительно, что человек столь тяжёлой судьбы с неоспоримым прозаическим талантом стал в итоге летописцем мира проигравших, в котором графы и князья таксовали по ночам, работали на заводах, спивались и предавались воспоминаниям о былом величии. Европе не было до них дела, впрочем, как и новой России. Но с содержательной точки зрения проза Газданова отличается не только описанием быта эмигрантов первой волны. Главным героем его романов стал Париж двадцатого века.

Да, тот самый Париж, что светил нам огнями со страниц романов Хемингуэя, Ремарка или Фицджеральда. «Праздник, который всегда с тобой». Газданов показал нам изнанку города, изнанку модернистской эпохи. Париж Газданова — это рабочие гетто и ночные окраины, бордели и шалманы, бомжи и сутенёры. Врождённая тяга Газданова к индивидуальности нашла себя и в прозе, он описывал то, о чём почти не говорили в западных бестселлерах. На русском языке уж точно.

Если же рассматривать прозу Газданова как произведение искусства, то исследователи зачастую не видели в его письме выдающихся новшеств. Писателя часто сравнивали с Прустом и Буниным (оказалось, что Пруста Газданов не читал и сравнению удивился). Позже литературоведы доковырялись до влияния Толстого, Чехова и Достоевского. Удивительное дело для русской прозы, не правда ли?

Кирилл и Мефодий, кстати, тоже оказали на Газданова влияние. Срочно звоните учёным, пора проводить параллели 😏

Я не просто ёрничаю, я призываю вас отодвинуть сравнения в сторону и посмотреть на прозу Газданова как на уникальное, замкнутое в себе явление. Одновременно с «потерянным поколением» Газданов уловил ностальгическую, тягучую интонацию смуты. Его проза порождает внутри грусть и патоку одновременно. Это именно то чувство, от которого мы изнывали, будучи совсем юными — и к чему неустанно хотим вернуться, повзрослев.

Роман первый. «Возвращение Будды» или рождение русского нуара

Давайте забудем на время биографию писателя, пусть она никак на нас не влияет. ​​В конечном счёте, вся хорошая литература замыкается на любви и смерти, русскому писателю избежать этих тем практически невозможно. Поэтому знакомство с прозой Гайто Газданова стоит начать с романа «Возвращение Будды», в первой сцене которого герой умирает.

И как умирает!

«Я умер — я долго искал слов, которыми я мог бы описать это, и убедившись, что ни одно из понятий, которые я знал и которыми привык оперировать, не определяло этого, и то, которое казалось мне наименее неточным, было связано именно с областью смерти, — я умер в июне месяце, ночью, в одно из первых лет моего пребывания за границей».

Лучшее, что вы можете сделать прямо сейчас — прочесть сцену смерти в первой главе и вернуться к этому тексту.

Смерть героя становится для «Возвращения Будды» определяющим событием, в ней рождается роман, от начала и до конца написанный с непривычной нам оптикой. Герой и жив, и мёртв одновременно, над ним с ходу нависает определяющий существование человека вопрос: как наяву отличить жизнь от смерти?

Этот вопрос отсылает нас к лекциям грузинского философа Мераба Мамардашвили о Марселе Прусте. Неудивительно — ведь, как я уже упоминал ранее, Газданова нередко сравнивали с Прустом.

Находясь то по одну, то по другую сторону мира, герой бродит по Парижу, не опираясь на какую-либо сюжетную линию — до тех пор, пока случайно не подаёт нищему эмигранту Щербакову. Через некоторое время они встречаются снова и главный герой обнаруживает, что Щербаков странным образом разбогател. Подаяние становится поводом для дружбы — и на этом моменте «Возвращение Будды» из психоаналитической драмы превращается в детектив.

Через сюжет Газданов рассматривает попытки русских эмигрантов первой волны ужиться в чужой стране, анализирует интерес и отвращение к парижской бедноте, прорабатывает неоформленный ещё на тот момент в русской литературе образ «femme fatale». Кажется, Газданов одним из первых стал писать русские нуарные романы. Неудивительно — произведение написано в 1947-м году, нуар уже популярен и в США, и в Европе.

Газданов постоянно переключается с психоаналитических монологов на сюжетные события: то не даёт читателю увязнуть в монотонности рассуждений, то позволяет отдохнуть от динамики действия и диалогов. Но и этого Газданову оказывается мало. Иногда он уводит героя в потусторонний мир — например, помещает его в выдуманное авторитарное государство, где героя собираются придать несправедливому суду. Критики-диссиденты рассмотрели в этом эпизоде метафору СССР, хотя сам Газданов Союз как таковой не застал, о внутренней кухне большевистского режима он мог судить исключительно по западной прессе и личной переписке. Впрочем, всякое может быть. В голову к Газданову мы уже не залезем.

«Возвращение Будды» — экзистенциальная драма с динамичным и увлекательным сюжетом, жанровая и внежанровая одновременно, не раздутая по объёму и определённо обладающая модернистким шармом. Так что стесняться здесь абсолютно нечего: наливайте себе что-нибудь в красивый стакан, включайте дарк-джаз и наслаждайтесь «Возвращением Будды».

Роман второй. «Эвелина и её друзья» или «FRIENDS» эпохи модернизма

Увы, рассказ о писателе в последние годы нередко заменяет нам прозу. Помните, как недавно спели Anacondaz: «Мы много читаем читающих книги»? В любом случае, я надёюсь, что вы открыли эту главу после «Возвращения Будды».

Если окинуть взглядом творчество Газданова, мы увидим, что главного героя всегда сопровождают схожие типажи. Чаще всего в романе присутствует случайно разбогатевший персонаж, наслаждающийся беспечной жизнью (впрочем, рано или поздно он начинает ей тяготиться). Бывают и заслуженно зажиточные люди, на их фоне Газданов обычно показывает униженность и убогость бедняков. Не забывает писатель и про задушевного собеседника — героя, через которого Газданов погружается в самоанализ и раскрывает собственные философские воззрения. Конечно, ни одно произведение не обходится без женщины, роковой «femme fatale».

Систему газдановских персонажей я воспринимаю как одну из граней его творчества, деталь мозаики, а идеальным примером воплощения этой системы — роман «Эвелина и её друзья». Последний, между прочим, законченный роман, своеобразный итог творческого пути.

В «Эвелине», как и в «Будде», сюжет служит лишь фоном, основное впечатление производят диалоги главного героя с друзьями, в которых они рассуждают о смысле жизни и психологии прозы. На сюжет смотришь сквозь пальцы: разочарованный в жизни писатель встречает давнего друга Мервиля, друг влюблён в таинственную француженку, которая явно что-то скрывает… Нуарные элементы детектива, любовные треугольники, психологические конфликты — да, орнамент вьётся, но в центр выходят именно сами характеры персонажей, их последовательное раскрытие и проработка.

«Эвелину и её друзей» вполне можно назвать сериалом «F.R.I.E.N.D.S» эпохи модернизма, в котором ирония и комичность заменены одиночеством и экзистенциальными переживаниями. Кто из нас не мечтал дружить с Чендлером, Фиби, Джо или Рейчел? Увы, герои газдановской «Эвелины» схожего желания не вызывают. Впрочем, если вы ежедневно ощущаете себя бледным готом на пляже, набитом загорелыми людьми, то «Эвелина и её друзья» вам понравится. Артур, Андрей, Мервиль, сама Эвелина — яркий пример того, как неидеальные люди с тараканами в голове могут становиться единым целым, оставаясь при этом одинокими.

Безумно жаль, что в современной русской культуре нет сейчас человека, готового экранизировать романы Газданова. Визуальная атмосфера заставила бы нас окончательно позабыть о нитиевидном пульсе газдановских сюжетов.

Там даже выдумывать ничего не надо — бери да снимай.

Роман третий. «Ночные дороги», вершина творчества Газданова

Не стесняясь, выношу тезис сразу же в подзаголовок. Прошлым текстом я лишь подводил вас к этому произведению. В нём, как и в любом запоминающемся романе, вещи выбиваются из ряда — и эту разницу непременно нужно подчеркнуть.

Однако, первым делом скажу, что нам всем необходим трибьют «Ночных дорог». Газданов проработал таксистом двадцать четыре года, он возил людей преимущественно по ночам и вдоволь насмотрелся на изнанку Парижа двадцатого века: кабаки и бордели, городские окраины, полные нищих, сутенёров, проституток и городских сумасшедших. Как бы хотелось прочесть сейчас роман яндекс-таксиста о ночной Москве! Не очередной лонгрид, а именно художественную прозу.

Главный герой «Ночных дорог» по традиции сильно похож на самого Газданова — и, опять же, по традиции описывать сюжет романа затруднительно. Но, несмотря на преемственность, Газданов намеренно ломает в романе привычную ему систему персонажей и выходит абсолютно на новый уровень проблематики.

Например, в «Ночных дорогах» появляются две поломанных «femme fatale». Ральди — в прошлом элитная фаворитка министров и князей, ставшая на закате жизни дешёвой проституткой, демонстрирует нам мимолётность красоты и трагичность женщин, использующих данную красоту в качестве ресурса; увы, они не догадываются, что при первых же признаках увядания никого уже не заинтересует их искушённость французской литературой или знание этикета.

Антагонисткой Ральди выступает молодая Алиса, которую старушка пытается научить искусству соблазна. Внешность Алисы заставляет главного героя неметь, но, в отличие от молодой Ральди, Алиса не собирается читать умные книги или петь романсы. Её красота сугубо утилитарна. Газданов, в отличие от множества нуар-произведений, использует «femme fatale» не для сексуализации собственной прозы, нет. Через контрастных героинь он анализирует вечные темы увядания, похоти и упущенных возможностей.

Такими же сломанными оказываются и другие привычные нам типажи. «Задушевным собеседником» становится клошар по прозвищу Платон, «разбогатевший счастливчик» Федорченко потихоньку сходит с ума от конспирологии, богатый и мудрый министр, встреченный главным героем на пустой аллее ночного Парижа, доживает последние дни, чувствуя на собственной щеке дыхание смерти. Каждый из них иллюстрирует собой трагедию человеческой жизни, где любые мечты и желания разбиваются о жестокую реальность.

Герои в романе служат именно иллюстрациями, через которые автор рассматривает вечные категории, в которых все мы существуем. Это уже не психологическая, это философская проза, увитая безупречным художественным стилем. Газданов, всю жизнь размышлявший о волнующих его темах с помощью литературы, разворачивается в «Ночных дорогах» на сто восемьдесят градусов — и по стилистике прозы заметно, как больно ему копошиться внутри себя ножом.

Добавьте сюда выкрученный на этот раз до максимума нуар ночного Парижа, и получите сильнейшее произведение Газданова, которое лучше читать после более традиционных вещей — так же, как типографскую сетку лучше ломать, тщательно изучив её основы.

Роман четвёртый. «Вечер у Клэр» или биографическая справка

По иронии судьбы, дебютный и самый известный роман Газданова оказался в моём списке последним. Но тому есть объяснение: берясь за «Вечер у Клэр», читателю хорошо бы уже доверять Газданову — иначе он дочитает произведение со скрипом.

Как и большинство молодых писателей, в дебютной работе Газданов сделал ставку на автобиографичность: подробно описал историю семьи, характеры родственников, собственное детство и отрочество. Так же подробно он рассказал и о службе в рядах Белой армии, однако, истории Газданова мало походят на военные мемуары или пропаганду антибольшевизма. Писатель старался отразить действительность максимально объективно.

Врангелевские солдаты в его прозе ничем не отличаются от красных — и, мало того, регулярно перебегают к противнику и обратно. Униженные дворяне заламывают руки, вспоминая элитных протитуток, а офицеры трусливо прячутся под лавкой во время атак будёновской конницы. Посреди кипучей бессмысленности происходящего неизменно возвышается фигура «Достойного человека», которого возможно обнаружить по любую сторону баррикад — ровно так же, как Газданов обнаруживает по обе стороны фронта глупость или мерзость. Выведенная Газдановым формула достоинства, не зависящая от социального статуса, национальности или идеологии, останется с ним до конца жизни. Читатель, уже знакомый с «Возвращением Будды» или «Ночными дорогами», опознает её без труда.

«Я помню, как в начале шоферской работы я остановился однажды у тротуара, привлеченный стонами довольно приличной дамы лет тридцати пяти с распухшим лицом, она стояла, прислонившись к тротуарной тумбе, стонала и делала мне знаки; когда я подъехал, она попросила меня прерывающимся голосом отвезти ее в госпиталь: у нее была сломана нога. Я поднял ее и уложил в автомобиль; но когда мы приехали, она отказалась мне платить и заявила вышедшему человеку в белом халате, что я своим автомобилем сбил ее и что, падая, она сломала ногу» («Ночные дороги»)

Вообще, сюжет нанизан на любовную линию, на запутанные, страстно-подавленные чувства главного героя к француженке Клэр. Но запоминаются почему-то не они — возможно, из-за того, что молодой Газданов излишне сделал ставку на автобиографичность и задавил тем самым романтическую линию.

Доверяя Газданову и полюбив его прозу, с удовольствием узнаёшь подробности биографии и нюансы душевного воспитания. И всё же, дай мне шанс пройти этот путь заново, я заменил бы «Вечер у Клэр» романом «Призрак Александра Вольфа», который так и не прочёл, хотя слышал много хороших отзывов.

Это как раз та самая единственная ошибка, которую я совершил. Впрочем, литература тем и хороша, что вы всегда можете двинуться иным путём — и иметь все шансы на читательский успех.