Кисточка

«Мужики сейчас, наверное, уже по второму кругу парятся» — думал Алексей Саныч, скомкав в кулаке пододеяльник. Живот вдавило в матрац, мочевой пузырь распирало от выпитого полчаса назад пива. Жена ёрзала у него на пояснице, отчего позывы в туалет усиливались.

— Лёш, ну и чего ты молчишь? Тебе приятно хоть чуть-чуть? — спросила жена, перестав ёрзать.

— Приятно, Ир, приятно. Ты давай это… Мни посильнее.

Жена заёрзала активнее. Радуется, наверное, а ведь Алексей Саныч ей наврал — ни хрена ему не приятно. Он чувствует только, как с минуты на минуту лопнет мочевой пузырь.

Сейчас бы в сауну к мужикам. Вот где удовольствие! Медвежонок отхлещет так, что к маме попросишься. Расплачешься, как грудничок. Всех святых припомнишь, даже если неверующий. Медвежонок — друг детства Алексей Саныча. Так-то он всю жизнь был Вадькой, но в прошлом году, пока охал и матерился в купели, мужики шутканули и ответили на звонок его молодухи. Поставили на громкую связь и затихли, а девка на всю баню как выдаст: «Медвежонок, ну так что, ты приедешь?».

Не выдержали, заржали. Девка Вадьке мозги поделала, конечно, но особо не обижалась.

— Ир, ты бы это. Сполза чуток, — сказал Алексей Саныч и тут же понял, что прозвучало грубо, как-то с претензией.

— Не нравится, что ли? — жена села Алексею Санычу на ноги, — Лежишь как пень.

— В туалет хочу. Привстань-ка.

Алексей Саныч дождался, пока жена поднимет задницу, выполз из под неё и встал с кровати. Взглянул ещё раз на кожаную маску с ушами, на перетянутые корсетом бока, буркнул «Я быстро» и пошёл по коридору в туалет.

Мужики сейчас уже выпили по двести. Васька, обмотавшись полотенцем, бежит к администраторше и даёт отмашку. В «Сахару», которую они посещают два раза в месяц, девочки приходят быстро, потому что сидят в микроавтобусе сразу за сауной. Девки простоватые, конечно, лица будто топором обтесали. Но, как Алексей Саныч где-то подслушал, «с лица воду не пить».

Алексей Саныч потряс головой и обнаружил себя сидящим на унитазе. Где-то тут была... Вот она, за стиральной машинкой, заначка: сигарета «Парламент» с кнопкой и зажигалка. Сунул сигарету в рот, щёлкнул крикетом. Ирка разорётся потом, конечно.

Да, Медвежонок молодец, везде поспел…. Алексей Саныч любовницу не потянет — ни финансово, ни морально. Это ж сколько врать надо, а он вон даже от сауны отказался, чтобы не отмазываться лишний раз. Ирка застыдила: «Совсем чужой стал, только с мужиками своими пиво глушишь. Давай ужин устроим, я тебе сюрприз приготовила».

Ну, поели. Она вина выпила, он купил бельгийского пива в «Окее». Ну этого, которое варят монахи. И тут Ирка говорит «Раздевайся». «Смотри, бельё постелила». «И вот ещё» — выперлась в кожаном костюме. Предложила начать с массажа. С плеткой. Насмотрелась, что ли, где…

Сначала Алексей Саныч представлял себе Жанну. В сауне он выбирал её чаще всего. Жанна тоже не худенькая, с формами, но в пределах нормы, а ещё бойкая и порой даже веришь, что не притворяется. Но как на Ирку в этом маскараде посмотришь, досада берёт и сразу жалко тратить приятные воспоминания о Жанне на это представление.…

И тут Алексей Саныч понял, что он теперь воняет табаком, а Ирка старалась, наверное, костюм этот где-то покупала, влезла в него со скрипом, а как вылезать будет, вообще неизвестно. Может, придется ей масло в декольте заливать и стаскивать. Бельё запачкают…

Алексей Саныч поднялся с унитаза и нажал на кнопку. Досчитав до десяти, вышел из туалета. В квартире за это время похолодало, пора прибавлять батареи. Ирка спала и язычки декоративных свеч бликовали на коже, отчего сердце Алексея Саныча сжалось, он подошёл к жене и потянул за плётку, лежащую у неё под пузом. Ирка зашевелилась, попыталась что-то сказать.

— Спи-спи, — Алексей Саныч набросил на жену свою половину одеяла, — Я кисточку возьму посмотреть.

Плетка оказалась очень лёгкой. Такой даже муху не пришибёшь, а он, Алексей Саныч, совсем не похож на муху. Он, скорее, смахивает на слона.

А вот Жанне эта плетка в самый раз.

Алексей Саныч взглянул на жену и вернулся обратно в коридор. Щёлкнул замком и вышел из квартиры. Абсолютно голым. Прошёл мимо лифтов, выбрался на общий балкон, где нечаянно задел тапком стоящую на полу банку-пепельницу и, переступив через неё, начал медленно спускаться. Третий этаж, второй, первый... Вышел через заднюю дверь и взял курс на сауну через дворы. Она недалеко, всего-то пять домов пройти.

Бахрома кисточки щекотала ногу. Интересно, а с какой силой бить Жанну? И, главное, по каким частям?

Алексей Саныч ударил себя по спине. Слабо, хотя приятно. Алексей Саныч замахнулся сильнее. Вот, так уже нормально — значит, Жанне будет больно. И бить надо тоже сзади, по лопаткам, где у неё старая, расплывшаяся уже татуировка тигра. Вот сюда примерно. И с другой. И снова по этой.

Шлёпало не только за спиной, но и под ногами. Вчера прошёл дождь, асфальт теперь неделю не просохнет. Алексей Саныч шёл и видел, как под ногами мигают неестественные огни. Огни случайно зарулившего сюда патруля.

А из других домов тем временем выходили такие же мужики с плётками. Во дворах не горели фонари, в темноте белели лишь их пуза, под светом сирены мелькали то красные, то синие задницы, да светилась вывеска «САХАРА» где-то вдали.

Скуфы выстраивались в шеренги и топали к сауне. Алексей Саныч понимал, что сегодня он уже не попарится, не подколет по-братски Медвежонка. И поделом. Это им всем: за жён — за жанн — за заначки — сауну — пиво — враньё! Сильнее! Краснее! Чтобы патруль увидел через лобовое стекло не волосатые плечи, не рассыпанные вокруг позвонков прыщи, а большую абстрактную картину, розовую, причудливую, полосатую, такую же, как Алексей Саныч — нет, какой Саныч — Лёшка! Такую же, как Лёшка видел в юности в музее изобразительного искусства. Ещё без пуза, Ирки и постоянного чувства стыда.